— И тем не менее вы согласились ему помочь?
— Вот проклятый коп! — взорвался Майк. — Не будь идиотом, Леон, не забывай, с кем ты разговариваешь!
— Закройся! — обрезал Косто. — Я знаю, что делаю.
Майк покрутил пальцем у виска, но умолк.
Косто поднялся с кровати и в раздумье принялся расхаживать по комнате.
— Итак, — продолжал он, — начнем с того, что, еще находясь в тюрьме, где мы и сошлись, Ламберт утверждал: никаких ста тысяч он не крал, его подло надули. Не скажу, будто я ему поверил, так как из ста заключенных девяносто девять всегда поют одну и ту же песню. Мы решили, что Ламберт спрятал денежки в надежном месте, и принялись наблюдать за ним. Рано или поздно он должен наведаться в тайничок и мы застанем его, так сказать, на месте преступления. Взамен свободы Ламберт должен был уплатить нам с Майком всего десять тысяч.
— Не подозревал, что вы с Майком такие скромные, — сказал я, наблюдая, как Соулз сжимает и разжимает свои огромные кулачищи.
— Но этого не произошло. Не знаю, заметил Ламберт нашу слежку или нет, но в один прекрасный день он сам назначил нам встречу в «Топазе». Когда мы туда пришли, он был изрядно пьян и вследствие этого чрезвычайно возбужден. Заявил, что теперь окончательно убедился: его надули, и собирался отправиться прямиком в управление шерифа. Мы с Майком пытались как-то переубедить его, но он был непоколебим и вдобавок настаивал, чтобы мы его сопровождали.
— Он не объяснял, зачем ему нужен шериф? — спросил я.
— Он сказал только, что сто тысяч все еще находятся у человека, который ему это подстроил, и теперь он собирается заполучить их.
— Может, Ламберт говорил, что нашел доказательство обмана — какой-нибудь письменный документ: письмо или чек?
— Не знаю, — Косто пожал плечами, — Ламберт не вдавался в детали. Боюсь, больше нечего добавить.
— Браво, браво! — воскликнул Соулз со злостью. — Вы сообщили следствию массу ценнейших сведений, мистер Косто! Можете не сомневаться, что теперь лейтенант отпустит вас на все четыре стороны.
— Увы, ценность полученных от вас сведений действительно невелика. Я не услышал ничего нового.
Соулз окончательно вышел из себя.
— Что я тебе говорил, болван! — закричал он Косто, — Разве можно вообще иметь дела с копом? Расскажи ты ему в пять раз больше, он все равно ответит тем же самым. Кретин!
— Майк! — спокойно сказал Косто, — давай без нервов. Лучше бы тебе поменьше работать языком.
— Я знаю, что делаю! Я знаю, что делаю! — продолжал разоряться Майк, имитируя интонации своего компаньона. — Когда ты в последний раз был на свободе дольше одного месяца? Комбинатор!
— Заткнись, ублюдок! — выкрикнул Косто и сжал кулаки.
— Брейк, ребята, — сказал я, но было поздно.
Косто, как коршун, налетел на обидчика и с неожиданной силой и ловкостью повалил его. Передо мной началось увлекательное состязание в стиле английской борьбы.
После недолгой схватки Косто, оказавшемуся сверху, удалось обеими руками захватить горло соперника. Соулз, легкие которого лишились притока воздуха, производил отчаянные, но тщетные попытки освободиться.
Наблюдая эту интересную картину, я неожиданно сообразил, что являюсь свидетелем убийства, и, кроме того, полицейским лейтенантом. И тогда я схватил Косто за запястья и с силой рванул на себя. Я успел еще удивиться легкости, с которой мне удалось разжать его пальцы, и тут же получил сильнейший удар в подбородок.
Когда разноцветные круги перед глазами рассеялись, я увидел две ухмыляющиеся физиономии.
— Неплохой спектакль, Майк?
Показалось, что голос Косто раздается откуда-то из преисподней.
— Пора сматываться! Выдай-ка нашему «благодетелю» еще порцию успокоительного.
В ту же секунду я получил страшный удар по затылку, и наступила тьма.
Глава 5
Возвращение к жизни оказалось не из приятных: голова трещала, как наковальня, и челюсть была не в самом лучшем состоянии. Ощупав затылок, я убедился, что череп цел: очевидно Соулз ударил меня кулаком, не прибегая к помощи оружия, которого при мне, кстати, не оказалось. Мерзавец Косто изъял свой «обрез», а заодно прихватил и мой 38-й.
Я вышел из номера и спустился по лестнице в холл, стараясь ступать осторожно, чтобы мой мозг не в полной мере смог ощутить себя подушечкой для иголок.
В холле имелся только портье, находящийся в состоянии, близком к прострации. Он полулежал в том кресле, которое недавно занимала джинсовая девица и, как мне показалось, спал. Подойдя поближе, я увидел, что ошибся: портье был без сознания. И я понял отчего: его правый глаз заплыл, так что был едва виден, а нос расплющило в лепешку, причем передние зубы отсутствовали.