Из пакета, который волокла домой какая-то толстуха, выскочила тушка курицы. Ничего кричать она, конечно, не могла — но зато ловко кинулась под ноги. Я поскользнулся и оставил часть зубной эмали на асфальте.
Бабища навела на меня свои мелкие глазёнки и обложила милым сердцу русским матом. Как приятно было его слышать! Мгновение спустя я, оставляя позади след из капелек крови, ворвался в подъезд. Прижался спиной к закрывшейся железной двери. Выдохнул.
По крайней мере, в морозилке у меня курицы нет. И попугайчиков не держу…
Я поковылял к лифту. Возле него, спиной ко мне, стоял какой-то мужик: невысокий, но зато очень плотно сложенный, почти квадратный. Пальто с поднятым воротом и шляпа не позволяли его разглядеть. Зато я заметил, что кнопка вызова не горит.
— Вы забыли на кнопку нажать…
Он обернулся. Вернее, как сказать — обернулся… Начал поворачивать голову. Сначала так, как это может сделать нормальный человек. А потом дальше, дальше… так, как уже не позволила бы шея: я ожидал, что она хрустнет, но этого не произошло.
Не шевеля телом, он обернулся на все сто восемьдесят градусов. Словно… сова?
Да, блядь!..
На меня смотрела сова ростом с приземистого человека, одетая в пальто и шляпу. И это не была нормальная птица, как в зоопарке и милых альбомчиках у девочек из социальных сетей. Её словно нарисовали в воздухе. Как ожившая мультяшка. Это была та самая сова ярко-зелёного цвета из проклятого приложения.
Даже закричать не получалось, хотя я и хотел. Рисованная поверх реальности тварь смотрела мне прямо в глаза, и пусть мимики у неё не было — казалось, будто сова улыбается. Она бы точно улыбалась, будь у неё рот, а не клюв.
А потом этот клюв открылся, и я услышал сказанное ровным, тонким голосом:
— Tienes que aprender español.
Тут уж язаорал. Заорал мультяшной сове прямо в морду, да так, что чуть лёгкие не выплюнул. И это ещё до того, как увидел краешек зелёного крыла, торчащий из рукава пальто. Не могу сказать, что сова именно держала опасную бритву: нет, бритва была будто просто наложена на плоский рисунок. Навроде плохонького коллажа.
Вжик!
Клинок блеснул в свете тусклой лампочки: я успел отшатнуться, но кончик носа всё равно отлетел в сторону. Боли не почувствовал. Не успел. А может, просто не запомнил этого — как не запомнил и бег по лестнице. До того момента, как хлопнула дверь квартиры и лязгнул замок — всё будто в тумане.
Теперь я понимал: меня достанут и в квартире, сомневаться не приходится. Впрочем, даже если не достанут — смерти подобно покидать жилище, а это не бункер на случай ядерной войны с птицами из мобильного приложения. Так что оставалось лишь одно. Только одна вещь, которая могла спасти в подобной ситуации.
Я пишу эту историю на полях учебника испанского, прикидываясь, будто делаю какие-то пометки. Весь подоконник облепили синицы и соловьи: они весело щебечут, как в диснеевском мультике, когда вокруг счастливой принцессы собираются милые лесные зверюшки. А мне, ясно дело, страшно. До усрачки.
Понятия не имею, что теперь будет. Ебучая сова наверняка стоит под дверью квартиры. Они уже не оставят меня в покое. ¡Ayudame!
Генерал из Кемерова
Я затормозил перед шлагбаумом. Надавил на кнопку: стекло с лёгким жужжанием опустилось. Пластиковое окошко будки сторожа-консьержа оказалось прямо перед лицом — как в «Мак-Авто».
Наш дачный посёлок огорожен совсем символически, от людей со стороны его не стерегут. Но абы какие машины внутрь всё-таки не пускают. Это далеко не простые дачи. Ещё в советское время тут было место силы: высокие партийные чины, большие звёзды на погонах, лучшие умы. Прошло почти три десятка лет, как кончился Союз, но здесь по-прежнему всё не просто так.
В будке сидел непрезентабельный старик, типичный житель соседней деревни: она буквально за поворотом, рукой подать. Новенькая брендированная спецовка, пожелтевшие усы, за спиной —портрет Ленина.
— Доброе утро!
Реликт. Показалось, будто я этого старика даже помню. Возможно, сидит тут ещё с советских лет: сторожку ему перестроили, спецодежду выдали, а портрет на стене остался.
— Доброе… Фамилиё?
— Глаф.
Он опустил глаза, что-то забурчал под нос. Искал фамилию в списке, шевеля седыми бровями.
— Нетути никакого Графа!
Я вздохнул. Как всегда! Я ужасно картавлю, конечно, но фамилия действительно именно такая.