— Жду твоего объяснения. Не я становлюсь поперек твоей дороги.
— Отчего ты не передал своим бледнолицым господам, что я поручил тебе сказать им?
— Я настолько же не раб белых, как и ты; поручение твое я передал им от слова до слова.
— И, несмотря на это, они продолжают идти вперед?
— Как видишь.
— Эти люди с ума сошли; разве они не знают, что ты ведешь их на верную смерть?
— Они нисколько не разделяют этого мнения; превышая вас рассудком, белолицые не боятся, однако, и не презирают вас и вовсе не хотят оскорбить вас.
— Разве, нападая на наши владения вопреки нашему приказанию, они полагают, что не оскорбляют нас?
— Они не нападают на ваши владения, а просто идут своею дорогою.
— Ты вероломная собака; бледнолицым незачем проходить через нашу страну.
— Вы не имеете права препятствовать мирным гражданам проходить через ваши земли.
— Если мы не имеем права, то присваиваем его себе; гуакуры одни владеют этими странами, на которых никогда не ступит нога белого.
Диего подумал с минуту.
— Послушайте, — сказал он, — откройте свои уши, чтобы истина проникла в ваше сердце.
— Говори, я для того и здесь, чтобы слушать тебя.
— Мы не хотим проникнуть в глубь вашей страны; проходя через нее, мы станем держаться по возможности близко границ; ваш край только пересекает наш путь.
— А-а! Как же называется страна, куда вы направляетесь? — спросил вождь насмешливо.
— Страна френтонов.
— Френтоны наши союзники; наши выгоды общие; проникнуть в их владения — все равно что проникнуть в наши, мы не потерпим этого. Поди к тому, кто послал тебя, и скажи ему, что Тару-Ниом соглашается дозволить ему отступить с условием, чтобы он сейчас же направился к северу.
Капитао не двигался.
— Ты разве не расслышал меня? — продолжал воин. — Только с этим условием можете вы надеяться избегнуть смерти или рабства. Ступай же немедленно.
— Это совершенно бесполезно, — отвечал капитао, пожимая плечами, — бледнолицый вождь не воротится до тех пор, пока не приедет к цели своего путешествия.
— Что же заставляет этого человека играть так своею жизнью?
— Не знаю, это не мое дело, я не имею привычки вмешиваться в чужие дела.
— Хорошо. Он, следовательно, будет подвигаться вперед, несмотря ни на что.
— Без сомнения.
— В таком случае его смерть недалека. Его участь решена.
— Так вы хотите воевать?
— Нет, мстить; белые не враги наши, это дикие звери, которых мы убиваем, ядовитые гады, которых мы раздавливаем при всяком удобном случае.
— Берегитесь, вождь, борьба между нами будет страшная; мы храбры, мы не нападем на вас первыми, но если вы попробуете остановить нас, то будем сильно сопротивляться, предостерегаю вас.
— Тем лучше! Уже давно мои сыны не встречали врагов, которые были бы их достойны.
— Мы кончили, позвольте мне возвратиться к своим.
— Поезжай, мне в самом деле более нечего тебе говорить; одно упрямство твоего господина накликает на его голову беду, которая скоро над ним разразится. Подвигайтесь вперед и не бойтесь заблудиться, — прибавил он со зловещей улыбкой, — я принимаю на себя обязанность так хорошо обозначать дорогу, по которой вы пойдете, что вам будет невозможно ее не узнать.
— Благодарю вас, вождь, я воспользуюсь этим, будьте уверены, — ответил тот с иронией.
Гуакур улыбнулся, но ничего не сказал; вонзив шпоры в бока своего коня, он заставил его сделать огромный скачок и почти мгновенно исчез в густой траве.
Капитао подъехал рысцою к каравану.
Маркиз нетерпеливо ждал, чем кончится этот разговор.
— Ну что? — воскликнул дон Рок, как только Диего поравнялся с ним.
Индеец печально покачал головою.
— Что я предвидел, то и случилось, — отвечал он.
— Что это значит?..
— А то, что гуакуры не хотят ни под каким видом, чтобы мы вступили в их территорию.
— Стало быть?..
— Они приказывают нам возвратиться назад, говоря, что в случае упорства с нашей стороны они решились не пропускать нас.
— Мы перейдем через их трупы! — вскричал гордо маркиз.
— Сомневаюсь, ваше превосходительство; как бы ваши люди ни были храбры, все-таки они не в состоянии с успехом бороться с неприятелем вдесятеро сильнейшим.
— Разве они так многочисленны?
— Я ошибся, не с десятью, а с сотнею противников придется каждому из нас биться.
— Вы хотите меня испугать, Диего.
— Зачем, ваше превосходительство? Я знаю, что ничто из сказанного мною не убедило бы вас, что ваше решение неотменно и что вы пойдете вперед, несмотря ни на что. Да, впрочем, зачем вам терять драгоценное время.
— В таком случае вы сами трусите, — воскликнул, рассердившись, маркиз.
При этом оскорблении индеец побледнел, как только может побледнеть человек его расы, т. е. его лицо сделалось вдруг грязно-белого цвета, глаза налились кровью, а по телу пробежала судорожная дрожь.
— Поступать таким образом, ваше превосходительство, не только не великодушно, но и неловко, — отвечал он глухим голосом. — Зачем оскорблять человека, который из преданности к вам целый час выслушивал, даже не жалуясь, от вашего врага смертельные обиды. Вы заставите раскаяться в том, что я пожертвовал вам свою жизнь.
— Но, — продолжал более мягким голосом дон Рок, который уже раскаивался в своей вспышке, — наше положение несносно, мы не можем оставаться так; как мы теперь выйдем из этих затруднительных обстоятельств?