— Замолчите, наконец, предвестник несчастья! Далеко ли, по вашему мнению, до павлистов?
— О! Недалеко.
— А именно?
— Не более тридцати лье.
— Как не более тридцати лье? Полно, вы с ума сошли и напрасно тревожите нас вашими пустыми опасениями; невозможно, чтобы мы не добрались до них, даже если б на нашей дороге было десять тысяч дикарей.
— Увидите, ваше превосходительство, увидите, я более ничего не могу ответить вам.
— Ну хорошо, жребий брошен, я решаюсь во что бы то ни стало; на рассвете мы выступим.
— Если ваша милость позволит, — сказал Диего, — то я замечу, что если вы уж решились на отчаянный поступок, то было бы лучше совершить его в логическом порядке.
— Что это значит?..
— Что завтра будет уже слишком поздно.
— Так, по вашему мнению, нужно было бы?..
— Отправиться сейчас, ваше превосходительство.
— Ну хорошо, едем; вы видите, что я делаю все, что вы хотите.
— Да, когда мое мнение согласно с вашими идеями, — проворчал капитао и пошел отдать приказание к отъезду.
В этом случае, как и во всех других, Диего не пренебрег никакою предосторожностью для защиты отступления; на этот раз он даже высказал необыкновенную сметливость, осторожность и редкое присутствие духа.
Четверо из его солдат, люди испытанные и опытные, получили назначение наблюдать за дорогой и следить за индейцами.
При последнем нападении фуры и багаж были сожжены, большая часть вьючных мулов убита; таким образом, караван, не задержанный обозом, мог ускорить переход, что в настоящем положении было большой выгодой.
Диего велел обвязать копыта лошадей мешочками из бараньей шкуры, наполненными песком, чтобы уничтожить шум их топота; сверх того он приказал стянуть морду каждого животного посредством лассо, чтобы они не ржали.
Когда все уже были в седлах, он сказал:
— Товарищи, не должно быть слышно ни одного крика, ни одного вздоха, мы совершаем теперь предприятие, от которого зависит всеобщее спасение. Если нас откроют, мы погибли; будьте постоянно настороже и готовы ко всяким случайностям.
— Одно слово, Диего, — сказал ему маркиз, — зачем вы хотите, чтобы мы сейчас же выехали?
— Потому что, ваше превосходительство, непокоренные индейцы спят ночью без сторожей, вместо того чтобы наблюдать за врагами и пользоваться мраком для нападения.
— Благодарю; теперь едем.
— Подождите минуту, ваше превосходительство, — попросил капитао и обратился к авантюристам: — Я пойду вперед; вы последуете за мной по одному, держа своих лошадей под уздцы, чтобы они не спотыкались и не разбудили врагов; вы постараетесь ступать в мои шаги, чтобы оставить менее широкий след; теперь помните это: при крике аллигатора вы должны остановиться, тот же самый крик, повторенный два раза, будет означать садиться всем на лошадь, крик совы послужит знаком ехать в галоп; хорошо ли вы слышали меня и поняли ли?
— Да, — отвечали тихо бразильцы.
— Так в дорогу.
Начали спускаться.
Длинный ряд черных привидений представлял странное зрелище; они молча скользили во мраке и, казалось, ползли по склонам холма.
Нужно самому совершить подобное шествие, чтобы понять все впечатление, которое оно производит.
Шум ветки, колебаемой ветром, дрожание листка, неожиданный полет ночной птицы — все пугает, все заставляет вздрагивать; самый мужественный человек чувствует против воли, как кровь застывает у него в жилах, потому что он боится, — за каждым деревом, за каждым выступом скалы может скрываться смерть, каждую минуту может явиться перед ним кровожадный враг, который вонзит в него свое оружие, не дав времени отстранить удар. Спускались только медленно. Диего, который, казалось, видел в темноте так же хорошо, как и днем, выбирал старательно место и подвигался вперед только тогда, когда был уверен, что грунт, на который он ступает, крепок.
По временам останавливались на несколько секунд, тогда дрожь ужаса пробегала по всей линии, подобно электрической искре, и заставляла биться самое твердое сердце. Наконец, через час, каждая минута которого казалась бразильцам вечностью, достигли равнины.
Крик аллигатора, раздавшийся в безмолвии, дал знать бразильцам остановиться.
Спустя две минуты тот же самый крик, повторенный два раза, заставил их вскочить в седла, наконец, при крике совы они поскакали и пустились со скоростью, удвоенной инстинктивным страхом, который они испытывали, понимая всю опасность, угрожавшую им.
Маркиз велел донне Лауре сесть верхом на лошадь; молодая девушка равнодушно, не произнося ни одного слова, повиновалась и по приказанию дона Рока поместилась вместе со своей невольницей в середину линии всадников.
Маркиз требовал это, потому что здесь, казалось, женщины находились в некоторой безопасности, и ему было легче наблюдать за своей пленницей.
Целую ночь, пригнувшись к шее лошадей, бразильцы скакали за капитао.
К восходу солнца они сделали восемнадцать или девятнадцать лье, что было удивительно, но бедные кони их утомились и не могли более держаться.
На расстоянии одного лье перед собой беглецы увидели широкий поток.
Это был Пилькомейо, один из значительных притоков Парагвая.
Маркиз приблизился к капитао.
— Вы отлично сделали, Диего, — сказал он, — благодаря вашим дальновидным распоряжениям мы спасены.
— Погодите еще благодарить меня, ваше превосходительство, — отвечал индеец, насмешливо улыбаясь, — не все кончено.