Экипаж «Виктории» не только не удалось пополнить рабами, но, наоборот, он сократился на тринадцать человек. В плавании от Тидоре до островов Зеленого Мыса «Виктория» потеряла почти половину своей команды, а теперь, когда она уходила от островов Зеленого Мыса, на ней недосчитывалось почти половины тех, кто добрался до Сантьягу. На корабле остались только восемнадцать европейцев и четыре индийца, а пройти предстояло еще свыше девятисот лиг. Магеллан, конечно, был великим мореплавателем, но все же ему ни разу не приходилось вести обветшавший и давший течь корабль, располагая только восемнадцатью моряками-европейцами. И Эль-Кано принадлежит честь свершения, пожалуй, величайшего подвига в истории мореходства: он привел в родной порт ветхий корабль с горсткой изголодавшихся матросов, покрыв при этом расстояние примерно от 42° ю. ш. до 42° с. ш.
Магеллан, совершая свой великий переход через Тихий океан, не встретил ни одной бури[96]; у него было три корабля, все в сносном состоянии, а число его матросов, хотя и голодавших, равнялось примерно двумстам против двадцати двух человек, оставшихся у Эль-Кано после стоянки у островов Зеленого Мыса, причем среди этих последних уже не было плотника: плотник, в котором будет так нуждаться «Виктория» после еще поджидающих ее бурь, остался на Сантьягу в португальском плену. С другой стороны, по сравнению с Магелланом Эль-Кано обладал одним значительным преимуществом — он вырос в море. Он стал капитаном корабля, когда ему было на шестнадцать лет меньше, чем Магеллану, когда тот получил под свое командование флотилию, и теперь за спиной Эль-Кано было уже одиннадцать лет практики кораблевождения. Магеллану было уже около двадцати, когда он в 1505 году поступил на корабль Алмейды, португальского вице-короля Индии, и принял участие в сражениях у берегов Малабара, а также в великой битве при Диу, которая обеспечила португальцам господство в Индийском океане. Почти все семь лет, которые Магеллан прослужил в Индии, он провел в походах на суше. В 1513 году он воевал в Марокко и только в 1519 году в тридцативосьмилетнем возрасте вновь вернулся к жизни на море — жизни, которая через два года завершилась его гибелью на Филиппинах. Таким образом, Эль-Кано, бесспорно, был несравненно более умелым и опытным моряком, чем Магеллан.
Именно в эти последние недели обратного плавания, после стоянки у островов Зеленого Мыса, полностью раскрывается присущее Эль-Кано беспощадное упорство. Хотя «Виктория» попала в шторм, по свирепости не уступавший ураганам у «мыса бурь», капитан отказался выбросить за борт часть груза, чтобы, облегчив корабль, как-то помочь изнемогавшим матросам. Они валились с ног от усталости, «совсем ослабев», как сам он говорил о них в письме королю, и все же он заставлял их день и ночь стоять у помп. Любой ценой нужно было привести текущий, как решето, корабль в Испанию — ведь его груз мог с лихвой покрыть все расходы на снаряжение флотилии Магеллана.
Впрочем, хотя Эль-Кано не знал этого, он вез с собой нечто более драгоценное, чем пряности, — открытие, по своей важности превосходящее даже открытие пролива. Оно заключалось в окончательном установлении того факта, что человек, огибающий земной шар с востока на запад, выигрывает день[97]. Некоторые мыслители древности догадывались о такой возможности, но, разумеется, доказано это явление было только после завершения первого кругосветного плавания.
Когда шлюпка отправлялась на Сантьягу, Хуан-Себастьян велел матросам спросить на берегу, какой нынче день недели. «Четверг», — объявили они, вернувшись. «Но ведь сегодня среда», — с удивлением возразили кормчий Альбо и Антонио Пигафетта, которые все время, пока длилось путешествие, вели ежедневные записи. С ними согласились и те члены команды, которые каждый день читали молитвы, строго придерживаясь святцев. «Значит, мы ошиблись на день», — записал Альбо в своем журнале. Быть может, Эль-Кано позже узнал истину от историографа Петра Мартира, который собирал сведения о плавании у него и у его уцелевших товарищей (сам Петр Мартир узнал об этом феномене от «человека превосходнейших знаний», венецианского посла в Испании).
Судьба словно нарочно подвергла «Викторию» тягчайшим испытаниям. Корабль в таком состоянии следовало бы поставить на ремонт в надежной гавани, но на всем длиннейшем пути от Тимора до Канарских островов (которые лежали далеко в стороне от курса, выбранного Эль-Кано) ее капитан не мог куда-либо зайти, не подвергаясь величайшему риску. Чинить мачты и конопатить пазы приходилось в открытом море и часто во время бури. В начале обратного плавания Эль-Кано должен был увести свой корабль далеко на юг от обычных путей, теперь же ему приходилось вести скрипящее, текущее, потерявшее фок-мачту судно намного западнее обычных путей. 15 августа 1522 года «Виктория» проходила к северо-западу от Азорских островов, принадлежавших Португалии. С того дня, когда она покинула острова Зеленого Мыса, истек ровно месяц.
96
Впрочем, один шторм сбил флотилию с курса, перед тем как она достигла Масавы на Филиппинах.