Споры разгорелись особенно жарко в 1922 году: во время празднования четырехсотлетней годовщины этого плавания поклонники Магеллана как на Пиренейском полуострове, так и на Филиппинах объявили, что Магеллан, прибыв с португальской флотилией из Лиссабона к Малакке, принимал участие в осаде этой крепости в 1511 году, а затем совершил плавание на шестьсот лиг к востоку от Малакки, то есть пересек меридиан, проходивший восточнее Филиппин. Позднее он достиг этого архипелага с востока (и погиб там), что в совокупности с предыдущими его плаваниями дает ему право, по мнению его поклонников, считаться первым кругосветным путешественником.
Однако, возражали противники этой точки зрения, утверждение, будто Магеллан плавал восточнее Малаккского пролива, опиралось на ошибочные сведения, приводимые историком Архенсолой. Да и в любом случае, как уже указывалось выше, на Малакке Магеллан побывал за много лет до своей последней экспедиции.
Величайшая заслуга Магеллана состоит не в том, что он обошел вокруг света, а в том, что он задумал и осуществил экспедицию, которой дано было это совершить; в том, что он открыл пролив, носящий теперь его имя; в том, что он положил конец мятежу, справиться с которым было бы не под силу другому человеку; в том, что он первым пересек Тихий океан с востока на запад и первым привел свои корабли западным путем почти к самым Молуккским островам.
Петр Мартир вскоре после возвращения «Виктории» записывает, что император, «который был очень рад открытию Малук и Островов Пряностей, почтил дарами и наградами Хуана-Себастьяна за его великие труды и удачу», и добавляет далее:
«Велики были свершения кораблей Соломоновых, но их превзошли подвиги флота его величества императора дона Карлоса; аргонавты Ясона, хоть и плавали среди звезд, на море не совершили ничего, что могло бы идти в сравнение с плаванием «Виктории», которую следовало бы сохранить в Королевском арсенале в Севилье как вечный памятник ее подвига. Опасности, муки, испытания и труды Улисса — ничто в сравнении с тем, что перенес и чего достиг Хуан-Себастьян. И посему император по заслугам дал ему в герб не диковинного или непобедимого зверя, а наш мир с надписью: «Primus circumdedisti me»[119].
Историк Овьедо добавляет в тоне пышной риторики той эпохи: «Ни один мореход не совершал ничего подобного этому со времен праотца Ноя».
Еще трем членам экспедиции были пожалованы гербы: Мигелю де Родасу, Мартину Мендесу и Эрнандо де Буста-менте, товарищу Эль-Кано. Но все эти награды бледнеют в сравнении с почестями, которые воздавали уцелевшим участникам экспедиции жители их родных городов. Когда один из них вернулся к себе в Италию, люди выбегали на улицу и смотрели на него с благоговейным страхом, как на существо иного мира. Один современник[120] сообщает: «Хуан-Себастьян и его товарищи привезли такие вести, что глаза на лоб лезут от зависти». (Отсюда видно, насколько величие подвига заставляло забывать, каких мук и трудов он стоил. Эти восемнадцать человек совершили неслыханное — объехали Землю, и в глазах всех остальных каждый из них был героем.)
Антониу де Бриту, португальский губернатор Островов Пряностей, в письме к королю Жуану III от 21 февраля 1523 года докладывал своему государю о плавании Магеллана, опираясь на сведения, полученные от моряков с «Тринидада», который сдался ему после неудачной попытки вновь пересечь Тихий океан и достичь Панамы. Де Бриту указывает, что «Виктория» — старый корабль, взятый на нее Провиант испортился и до Испании она может добраться только чудом. Наверное, он чрезвычайно изумился, узнав позднее, что к этому времени она уже давно пришла в Севилью. Но в одном он был прав: многим это действительно казалось чудом.
Что же получил сам Эль-Кано из груза пряностей, который за время его пребывания в Вальядолиде был передан в Севилье представителям Торговой палаты? По имеющимся сведениям, его доля составила в целом 22 арробы 16 фунтов, то есть 564 фунта. Общий же вес груза, проверенный трижды, составил 520 кинталов 23 фунта.
Были покрыты все расходы на снаряжение флотилии, составлявшие 8 751 125 мараведи, и еще была получена прибыль в 346 212 мараведи. (Как на деле был вознагражден Эль-Кано за эту прибыль, полученную короной, и за роль, которую он сыграл в открытии нового пути к Молуккам, мы увидим позднее.) Большая часть этих пряностей была продана в Антверпене. Своему брату, Фердинанду, австрийскому эрцгерцогу, император послал «птицу редкостной красоты с Молуккских островов». Это была та самая «райская птица», которую Эль-Кано преподнес своему государю. Как указывал Эль-Кано в письме к императору, он привез с собой образчики всех пряностей, которые нашел на Молукках, и те, кто их видел, «приходили в восхищение от запаха плодов, висящих на ветвях», а также с большим интересом разглядывали «туземный хлеб, выделываемый из мякоти пальм[122], сдобренный гвоздикой и вылепленный в форме кирпича». О том, как доволен был император вещественными доказательствами успеха экспедиции, свидетельствует следующий отрывок из письма, которое он написал 31 октября своей тетке Маргарите Австрийской:
119
«The Decades of the New World», p. 240, 322. Переведено с латинского языка на английский Ричардом Иденом. Лондон, 1555.