Среди зарослей деревьев, на плите белого мрамора, подложив под голову левую руку, а правую ногу поставив на левое колено, лежал богатырь невиданной красоты. Он глядел в небо, что-то созерцая. Между его бровями стекал мускусный знак, растворённый каплей пота и напоминая комету на сумеречном горизонте. Пот во время зимнего бриза! Но кому дано постичь лаву, скрытую в складках его лба? На нём была золотисто-жёлтая нижняя рубашка, подпоясанная голубой шёлковой лентой. Она свисала, подобно шее спящего павлина. Ожерелье из жемчужин и алмазов отброшено немного в сторону, открывая чёрную родинку на груди. Пряди его волос отражались в мраморе, подобно куче сапфиров, а корона, украшенная драгоценными камнями и павлиньим пером, лежала рядом на мраморной плите. Казалось, что его полузакрытые лотосовые глаза предоставляли закату любезное позволение.
В смутном сумеречном свете к нему приблизилась могучая фигура с пепельными волосами, одетая в чёрное. Быстрым выдохом издав звук, напоминавший шипение кобры, пришелец ожидал ответа. Ничего не последовало. Наверное, обладатель покоившейся фигуры был поглощён собственными мыслями. Глаза его были полузакрыты. Возможно, он исследовал возмущения миров скрытых причин?
— Кришна, Кришна! — обратился к нему пришелец. Кришна открыл глаза и с улыбкой сел.
— Что созерцаешь?
— Будущее ядавов.
— Которой их части? Наши несчастные товарищи разделены теперь на две постоянно борющиеся между собой группы.
— Все они, родившись и развившись из меня, являются моей частью.
— Когда часть твоей плоти поражает рак, можешь ли ты всё ещё назвать её частью себя? Нынче ядавы поглощены опасным занятием — пожирают друг друга, подобно бациллам. Что заставляет тебя переживать за свой народ, полное уничтожение которого неизбежно?
— Ты считаешь, брат мой, что я на самом деле считаю ядавов своими? — спросил с улыбкой Кришна.
— Я не знаю, что ты чувствуешь. Насколько это касается меня, я потерял к ним всякую симпатию. Их поведение отвратительно.
— Извини, дорогой брат, но я ни к кому не испытываю отвращения. В этом и вся разница.
— Мой невинный брат! Ты всё ещё надеешься восстановить Закон? Для кого ты принёс его на землю, когда здесь полный упадок и разорение?
— Собранный урожай несёт в себе семя для будущего. Можно вспахать землю и снова его посеять. Владыка времён года никогда не устаёт из года в год приносить плоды. Мёртвые родятся вновь новыми расами будущего.
— Но как насчёт настоящего?
— Настоящее всегда ускользает в тайну времени.
Баларама сел рядом с Кришной и, положив руку ему на плечо, мягко сказал:
— Брат мой! Разве это не разочарование — видеть, как за все твои лучшие намерения отплачивают злыми делами? Какова же, по-твоему, причина этого неожиданного поворота?
— Облачённые в тела из материи, живые существа действуют как смертные. Твоя осознанность, похоже, на время затуманилась. Помни, что приход Кали — это часть великой драмы. С воцарением Юдхиштхиры установился мой закон, но тогда же было посеяно и семя эпохи Кали — кали-юги.
— Что же теперь случится в этой почитаемой стране божественной кармы? Какие чары твоей йоги сейчас действуют? Как смог Кали явиться среди ядавов, находящихся под твоей защитой?
— Ядавы не получают моей защиты, поскольку не знают самоотречения. Они просто мои современники. Их индивидуализм и своеволие вызвали Кали и привели к расколам. Началом упадка нравственности стало вторжение Чёрного Яваны.
Братья встали и пошли по тропе, которая вела среди рядов деревьев. Звуки шагов Кришны играли музыку на струнах тёмного безмолвия. Баларама внезапно остановился и сказал:
— Ведь ты здорово подстроил смерть Чёрного Яваны. И несмотря на это, говоришь, что Кали должен проникнуть в наши владения. Как же это так?
Кришна улыбнулся, и его красные от бетеля зубы, подобно рубинам, сверкнули в темноте.