— Мне ничего не надо отрезать! — сказал он сердито. — Я ее готовить не буду.
— Ты что?! — удивился рыбмастер. — Это же суп!
— Я скорее из тебя суп сварю, чем из нее, — Ваня Шутов щелчком отправил окурок за борт.
— Во дает! Совсем обурел! Видали? — Фиш обратился к собравшимся, ожидая поддержки, но все, как зачарованные, смотрели на черепаху. Она уже почти перестала шевелиться, только слезы текли и текли.
— Точно плачет! В жизни такого не видел, клянусь! — причитал Попян.
— Говорю вам, плохая примета! — раздался голос Войткевича. — Мало у нас неприятностей? Еще захотелось?
— Может, и вправду отпустим? — сказал кто-то.
Все посмотрели на Фиша.
— Ишь чего! — усмехнулся он. — Ладно, нам больше достанется. Ты-то чего встал? — прикрикнул он на Валеру. — Берись, перевернуть ее надо.
— Только чур — панцирь делим! — вставил Валера.
— Ладно, будет тебе панцирь! — согласился Фиш. — Хватайся!
Валера нерешительно приблизился к черепахе, нагнулся, посмотрел на нее и снова выпрямился.
— Зачем ее переворачивать?
— Так сподручнее, — сказал Фиш. — Надо ей голову отрезать.
Валера поморщился.
— Черт с ним, с панцирем, я не могу, — он отошел на несколько шагов.
— Да вы что, сговорились! — воскликнул пораженный Фиш. Он посмотрел на Дракона. — Ну хоть ты помоги!
Боцман отрицательно покачал головой.
— Ну и не надо! Сам все сделаю! — он опустился на одно колено, занес нож. Лезвие блеснуло в свете прожектора. Я невольно зажмурился. Когда открыл глаза, увидел, что Фиш опустил нож.
— Ну вас всех к черту! — сказал рыбмастер и по-мальчишечьи обиженно шмыгнул носом. — Хотите отпускать — отпускайте! По палубе пронесся общий вздох облегчения.
— Крюк надо вытащить, — быстро распорядился боцман. — Только аккуратно.
Все задвигались, засуетились. Я подумал, что неплохо бы попробовать остановить кровотечение из раны, и побежал на мостик за перекисью водорода.
Трояк пребывал все в том же дремотном состоянии.
— Ну что, поймали черепаху? — вяло поинтересовался он.
— Поймали! — сказал я. — Теперь отпускаем.
— Отпускаете — это хорошо, — произнес Трояк и натянул кепку на глаза.
Фиш, сделав маленький надрез, осторожно вытащил крюк. Прежде чем черепаха спрятала голову под панцирь, я успел смазать рану перекисью. Несколько человек взялись за края панциря, на раз-два-три взгромоздили его на планшир и столкнули за борт. Раздался громкий всплеск. Все кинулись смотреть, но подвести луч прожектора ближе к борту в суматохе никто не догадался. Черепаха моментально ушла в глубину и скрылась во тьме.
— Оклемается, никуда не денется, — убежденно произнес реф Валера. И добавил: — Хороший был панцирь.
А электромеханик вздохнул:
— Не к добру это все!
7
Где-то в глубине комнаты капала вода. Звук падающих капель отражался от сводов потолка и усиливал ощущение пустоты. Пьер Безухов, потея и заикаясь, делал предложение надменной красавице Элен Куракиной, обнаженные плечи которой казались мраморными — это сравнение я помнил еще со школы. Во всей первой серии «Войны и мира» нет эпизода скучнее. На «Эклиптике» во время этого объяснения обычно выходили на перекур.
Однако на этот раз зрители сидели неподвижно, боясь шелохнуться, раскрыв чумазые рты от изумления и восхищения. Они ни слова не понимали в этом разговоре. Не понимали, кто такая Элен, кто такой Пьер. Не знали, кто такой Лев Толстой и где находится Россия.
Кинолебедка стрекотала под навесом из куска фанеры. Экран, хоть и был закреплен со всей тщательностью, все-таки подрагивал от порывов вечернего бриза. Звук по-прежнему плавал. На песке перед экраном разместилось, наверное, все детское население Деревни. Человек тридцать. С тех пор, как я стал кинолебедчиком, таких аншлагов собирать не доводилось.
Синема! Волшебная сила. Каким-то чудом кинолебедка не пострадала во время крушения, и коробки с пленкой тоже. Вот я и подумал: раз мы подружились с детьми, почему бы не показать им кино? Как знать, может, и взрослые заинтересуются, поймут, что мы неопасны, наоборот, дружелюбны, цивилизованы, обладаем культурными ценностями и готовы делиться ими. Может, тогда, наконец, получится наладить с ними контакт. Дед мое предложение одобрил. Генератор на «Эклиптике» он давно уже починил, мы протянули на шестах провод от траулера на Пляж, устроили фанерный навес на случай неожиданного дождя, закрепили экран. Бережно перетащили на берег кинолебедку вместе со столом. Кинозал под открытым небом был готов. Ребятню, которая, как обычно, собралась на Пляже, наши приготовления заинтересовали. «Синема!» — объяснял я. — «Как стемнеет, будем смотреть!». Дети смекнули, что затевается что-то любопытное. Обычно они уходили в Деревню до темноты, но тут никто не ушел, наоборот, их стало больше. Подтянулись ребята постарше, по тринадцать-пятнадцать лет.