— Керосину на них не напасешься. Пожгут все горючее, дармоеды, жди потом танкер, а то и в Кальяо волочиться придется…
— Зато урожай нынче хороший, — заметил Войткевич.
— Не видел ты хороших урожаев, — сказал боцман.
— Это точно, — вставил Валера.
— Если студент товар перчатками проложит, для весу, получится неплохо, — сострил Фиш.
Все посмотрели на меня.
— Работнички, — процедил Дракон. — Вот еще на кого топливо жжем, на станции эти, батоны макаем, будто больше делать нечего. Нужны они кому-нибудь, эти станции-то?
— Траулер все-таки от рыбразведки, — напомнил я, стараясь сохранять миролюбивый тон. — Это научная организация, не промысловая. Все измерения проводятся по программе.
— Если б все по уму было, — сказал боцман, — сначала бы план сделали, дали людям заработать, а потом занимайся своей наукой сколько влезет.
— Почему нельзя макать батоны, например, на южных банках? — вставил реф Валера. — Чего мы здесь торчим, как привязанные… Может, подправить вашу программу?
— Им-то что, — вдохнул второй реф. — Они свои деньги по-любому получат, за циферки. Не то, что мы, грешные… Я уже ничего не отвечал, уткнулся в поддон и не поднимал глаз. Раз вспомнили про южные банки, лучше помалкивать, взрывоопасная тема.
— Чего к парню привязались? — раздался голос Войткевича. — У каждого своя работа…
— О! Его Электромеханическое Величество проснулись! — воскликнул Фиш. — Про работу вспомнили! Вы лучше скажите, почему холодильник коротит постоянно. Так ведь мы, по вашей милости, совсем без урожая остаться можем. Протухнет все к чертовой матери!
— И в трюме свет когда будет? — прорычал боцман. — Два дня уже обещаешь.
— А вчера камбуз обесточился, — напомнил Валера. — Что и говорить, электрик у нас от Бога!
— Эх, вы! — досадливо поморщился Войткевич. — Узкий народ. Объясняешь вам, объясняешь, все не доходит. Думаете, в холодильнике тут дело, или в камбузе? Тут поломка посерьезней, в государственном масштабе. Система не та оказалась! Все похерили — промышленность, сельское хозяйство. А ты хочешь, чтобы у тебя холодильник нормально работал? Я перед рейсом приемочный акт не хотел подписывать, — горячился Войткевич.
— Того нет, сего. Так они на сознательность давить начали, ты же, говорят, передовик, отличник! Я им говорю, релюшек нету, а они мне про перестройку. Я им: что мне, вашу перестройку вместо реле в щиток вставить прикажете? А они: аполитично рассуждаешь, визу закроем! А я: а закрывайте!..
— Хорош заливать! — сказал Фиш. — Две бутылки тебе поставили, ты и подписал.
— Так я о чем и говорю: система! — под общий смех оправдывался Войткевич. — Взятки, пьянство — невозможно нормально работать!
Войткевич был удивительным электромехаником. У него был дар решать технические проблемы при помощи слов. Никто другой не мог так гладко и убедительно объяснить, почему электрическое хозяйство траулера не может проработать без перебоев больше суток. Брезгливо тыкая индикаторной отверткой в распотрошенный щиток, он любил порассуждать, в зависимости от настроения, о Советской власти, о происках масонов, об ограниченности человеческих возможностей.
Странное дело, лентяй и раздолбай Трояк вызывал всеобщее раздражение, а электромеханик, по сути такой же раздолбай, да еще и демагог в придачу, никого не раздражал, наоборот, беззлобные пикировки с ним считались чем-то вроде гимнастики для ума и нервов. Может, дело было во внешности. Войткевич собственным потертым видом абсолютно гармонировал со своим электрическим хозяйством, сам казался изрядно изношенным механизмом. Редкие пряди седых волос, прикрывающих лысину, глаза навыкате и покаянно опущенные вниз усы говорили, что их обладатель — человек хороший, старательный, но немного невезучий, в то время как барчуковский румянец и кудри третьего помощника смотрелись на траулере, как фрак в трамвае.
Вечером я завел фильм. Думал, никто не придет, однако, на удивление, зрителей набилась полная столовая. Снова все в сборе — Болконский, дружное семейство Ростовых, капитан Тушин. Они казались ничуть не менее реальными, чем люди на «Эклиптике». Что с того, что старый граф произносит одни и те же слова? Реф Валера тоже произносит одни и те же слова, и делает одни и те же вещи. Так какая между ними разница?
Отгремели пушки Аустерлица. Проплыли по экрану поля, леса, деревенька у реки. Снова захотелось домой. Хорошо, что в столовой было темно, я смахнул рукавом навернувшиеся слезы.