— Революционер?
— Ну да, это у них профессия такая. Что еще в лесу делать? Да он, наверное, на Пляже сейчас, пойдем!
— Нет, подожди! — я мучительно соображал: ребенок, 44-й год… Никак не получалось собраться с мыслями. — Ты иди, — сказал я Ване. — Я сейчас.
— Слушай, — Ваня наклонился ко мне и понизил голос. — Анна-то о тебе спрашивала постоянно, просто места себе не находила. В больницу тебя везти собиралась. Запала красотка на твое бездыханное тело! — Ваня ткнул меня в бок. — Ладно, я пошел, ты тоже выползай!
Ваня вышел, и снаружи раздался его крик:
— Студент очнулся!
Я быстро выбрался из палатки, потому что испугался — вдруг Анна заглянет, а я валяюсь здесь, как камбала.
Анны нигде не было видно, зато на траулере и вокруг него царило оживление. Десяток голых по пояс босоногих подростков весело перекрикивались между собой, передавали друг другу по цепочке разный хлам с траулера и складывали его в огромную кучу на берегу.
Я присел на большой камень и вытер рукавом рубашки испарину со лба. Было душно, не хватало воздуха, мысли разбегались. Шутов говорил про ребенка и 44-й год. Пароход выбросило в 44-м, значит, ребенок появился в 45-м. А ребенок по-испански «эль ниньо». Эль-ниньо в 45 году. Вот что имели в виду Хосе и Альваро. Ребенок! Будущий революционер, а вовсе не природное явление. Вы снова в дураках, Константин Владимирович. Снова и снова, снова и снова. Я закрыл лицо руками. Все напрасно. Выгонят из института к чертовой матери. И поделом! Возомнил себя ученым! Джордано Бруно без стипендии…
Кто-то дотронулся до моего плеча.
— Иван, уйди, не до тебя! — сказал я, не отнимая рук от лица. Плечо тряхнули сильнее.
— Какого лешего! — Я поднял голову и увидел стоящего передо мной Деда. «Тебе-то что надо?» — вырвалось у меня. Впервые я назвал Деда на «ты», но так тихо, что он, наверное, не расслышал.
Дед протянул мне свернутый листок бумаги.
— Вот, возьми.
— Что это?
— Результаты измерений. Пока ты спал, я сделал три станции, температура воздуха, ветер, температура воды, высота прилива. Перепиши в свою тетрадь.
— Не нужно, — сказал я. — Бесполезно…
Старший механик постоял немного, потом сел на камень рядом со мной. Достал сигарету, закурил.
— Сволочью меня считаешь? — спросил он. Я не ответил.
— Правильно считаешь, — кивнул Дед. — Я тебя тоже поначалу не жаловал. Думал, вот еще один шустрик, будущий хозяин жизни. — Дед сплюнул и втоптал слюну в песок.
— Еще в начале рейса пришел как-то в кино к тебе. У тебя посреди фильма пленку в аппарате заело, так ты вместо того, чтобы распутывать ее — раз ножницами, потом хренакс скотчем, пять секунд и готово. А то, что пленка будет резаная — кому какое дело, кому хочется возиться? Хотел я тебе тогда по шее надавать, да удержался. Все равно вывернешься. Скажешь, аппарат старый, под списание, пленку жует постоянно, и саму пленку давно уже на помойку пора, фильмы заезженные, тоже правда. И траулер старый, и вообще одно барахло кругом. Давай, режь! Чего жалеть? Зачем возиться? В общем, плюнул, ушел из твоего кино. А почему плюнул, знаешь? — Дед повернулся ко мне. — Потому что сам такой же! — ответил за меня Дед. — Знал, что рейс — гнилой, а все равно полез. Думал, отсижусь в машине, мое какое дело? И все так! Чик ножницами — и наплевать! Так все и похерили. Траулер угробили, страну развалили. Кто это сделал? Американцы? Хрен там! Мы с тобой! Но ты еще молодой, много наворотить не успел, а я вот успел. Такого успел — отец мой, будь живой, три шкуры бы с меня спустил. Он всю жизнь с головы до ног в соляре проходил, зато в дерьмо ни разу не вляпался. А я как полгода на берегу посидел, так и стух. Жена запилила — все люди как люди, а ты? Люди… — Дед снова сплюнул. — Вот и я, как эти люди, побежал в контору, возьмите! Куда угодно, с кем угодно…
— Но теперь все, баста! — Дед затушил окурок о камень. — Надо нам, студент, упереться рогом. Пора начинать ремонт. Жизнь эту сволочную надо хорошенько отремонтировать. Помаленьку… Показать всем этим… — старший механик сжал кулак. — Будет не по-ихнему, а по-нашему! По-моему и по-твоему, студент! Упереться рогом — и все получится.
С траулера доносились крики. Босоногие помощники затеяли бурный спор с Иваном над какой-то железякой.
— Вот, держи! — Дед торопливо сунул мне листок. — Скоро опять надо замерять, трехчасовые. Сам пойдешь, или мне?