Я лишь пожал плечами.
— У меня был друг Манфред, — продолжил старик. — Мы одновременно начали службу в саперном батальоне в сентябре сорок второго года. Днем мы искали русские мины, а вечерами сидели в блиндаже, и Манфред рассказывал нам про Южную Америку. До войны он был археологом.
У Манфреда был амулет — здесь на груди, — Либетрау ткнул себя костлявым пальцем в грудь, — золотая индейская лодка. Он говорил, что видел ее где-то в музее и сделал копию. Якобы есть легенда, что на этой лодке индейцы спасутся во время Последней бури.
Мы шутили, что нужно построить такую лодку и уплыть из Сталинграда по Волге. То, что происходило там, и было Последней бурей, так мы все думали.
Новобранцев в нашем батальоне вышибало в течение недели. С конца ноября пополнения перестали поступать. Мы с Манфредом чудом держались, его хранил талисман, а меня — он. Постепенно многие поверили в его силу. Нам было по восемнадцать-девятнадцать лет, совсем мальчишки, даже в этом аду мы играли в индейцев. Манфред рассказал нам о древнем узелковом письме, и мы придумали собственный шифр. Составляли карты минных полей при помощи узелков. Три зеленых узелка означало триста метров к востоку, два синих — двести к северу. Синий цвет обозначал у нас север, красный — юг, зеленый — восток, желтый — запад. — Старик замолчал, провел ладонью по лицу.
— Манфред искал меня по всем подвалам, — продолжил он. — В один прекрасный день я очнулся от забытья, потому что в лицо мне светил луч фонарика. Я увидел Манфреда. Не вздумай умирать, сказал он, кто же тогда будет строить лодку? — Либетрау рассмеялся своим безумным смехом, который быстро перешел в кашель и захлебнулся. Старик сплюнул и вытер рот. — Манфред протащил меня на один из последних самолетов, которым удалось вылететь из сталинградского котла. Полгода я лечился под Нюрнбергом, после выздоровления остался при госпитале, а в сорок четвертом году ко мне снова явился Манфред. Готовилась операция в Латинской Америке, нужны были люди… я не раздумывая дал согласие….
Либетрау как будто погрузился в транс, слова лились из него монотонным потоком. Анне наскучило переводить, ее рука нырнула ко мне под рубашку, и после этого слушать рассказ Либетрау у меня уже не было возможности. Я запомнил только, что шведский пароход, на котором они плыли, потерпел крушение, не дойдя до пункта назначения. Люди спаслись, но не все, а потом и вовсе с гор сошел грязевой сель и похоронил целую деревню — и все пошло не по плану, хотя свой личный план Либетрау все-таки осуществил, он построил Лодку и теперь со спокойной душой дожидается бури. К моменту крушения шведского парохода Анина рука у меня под рубашкой окончательно лишила меня возможности слушать что бы то ни было. «Пойдем отсюда скорее!» — зашептал я ей на ухо. Анна вдруг решила меня подразнить, она начала задавать Либертау вопросы. «Пойдем, или я сейчас взорвусь!» — взмолился я. Анна засмеялась, извинилась перед стариком, мы встали и пошли в сторону Пляжа.
— Фашист недобитый! — ругался я. — Устроил здесь вечер воспоминаний!
— Он был тогда совсем мальчишкой, — вступилась за него Анна. — Он же не по своей воле пошел на войну, его заставили!
— Ну и нечего страдальца из себя корчить! Мой дед тоже мальчишкой был. Он мне вообще ничего про войну не рассказывал… «Хреново там было» — и все! А этот герой накрутил узоров, индейцев приплел…
— Не сердись! — Анна ладонью закрыла мне рот. — Не сердись, мой хороший! — она обняла меня и потянула вниз.
Я много раз представлял себе, как это будет у нас с Анной. Рисовалось что-то непременно грандиозное, как само Эль-Ниньо и даже больше. Вспучившиеся бездны, закрутившиеся в тугую спираль циклоны, дрожащие от напряжения тектонические плиты, тайфуны, ураганы, неохватные торнадо от земли до неба. А вышло все суетливо и быстро — гораздо быстрее, чем нужно, скомканно и конфузливо, так что я и сам не понял, как и что случилось.
Анна засмеялась, но не обидно. Она поцеловала меня, провела ладонью по лбу и сказала:
«Расслабься, не надо волноваться, ты мой хороший!».
А я не мог расслабиться. И волновался, честно говоря, я вовсе не из-за своей донжуанской неудачи. Из головы у меня не выходил проклятый сель. Я попросил Анну подробнее рассказать, что сказал про сель Либетрау. Анна снова рассмеялась: ох уж эти ученые, ни о чем, кроме своей науки, думать не могут! Но все-таки рассказала. О том, как Либетрау и его индейскую возлюбленную с позором изгнали из Деревни, о том, как они два дня скитались по джунглям под проливным дождем, а потом, буквально на их глазах, сошедший с гор сель стер деревню с лица земли вместе со всеми жителями. После это все окрестные индейцы стали считать Либетрау мстительным божеством, некоторые готовы были молиться на него и захотели поселиться рядом с ним, так и возникла новая Деревня, которая существует до сих пор.