Оторвавшись от этого действа, мадам Вельгорская окинула меня взглядом, поджала губы и отчеканила:
– Подождите за дверью.
Я вышла и встала у окна. Прождав десять минут и не услышав «Войдите», переместилась на подоконник. Затем начала ходить по коридору, стараясь не наступать на скрипящие половицы. Через полчаса могла с закрытыми глазами пройти по коридору так, чтобы не издать ни звука. Бесполезное умение, но чем только не займёшься со скуки.
Поскольку меня всё ещё не приглашали, а терпение подходило к концу, я решила напомнить о себе, проявив все известные навыки дипломатии.
Постучала в дверь три раза.
Открывала её медленно.
Извинилась за то, что в прошлый раз помешала.
Поздоровалась, представилась и вновь извинилась.
Ответом стал всё тот же взгляд и поджатые губы. И тишина.
– Мне зарплату не выдали, сказали, это к вам…
Я допустила одну ошибку, но она оказалась решающей. Не знаю, из каких глубин подсознания, однако в голосе прорезался просящий тон. Даже заискивающий слегка. Потом я вспоминала его и стыдилась, но в тот момент он появился, и этого хватило. Мадам Вельгорская вычеркнула меня из списка достойных собеседников, переведя в разряд людей, на которых можно орать.
– Какая зарплата?! Да ты неделю всего работаешь! Устроилась по блату или ещё через как, а уже деньги требуешь? Кто тебя вообще ко мне отправил? Что ты от меня хочешь? Все вы такие, понавыводились на мою голову! Только и знаете, что деньги, деньги, деньги. Нет чтобы работать нормально. Приходите и требуете. А как мне помочь, так от вас не дождёшься. Заняты всё время!
Я сжала челюсти до боли. Стиснула кулаки. Твердила себе: «Я не заплачу!» Получилось собраться и ровным голосом произнести:
– Чем я могу вам помочь?
– Убирайся! – заорала Вельгорская. – Пошла вон, и чтобы я тебя больше не видела! Обвинять она пришла! Я себе деньги чужие не присваиваю! Всё, что надо, выдаю в срок…
Дальше я не слушала. Вышла и тихонько затворила за собой дверь, хотя так и подмывало хлопнуть. Как-то добралась до рабочего места и сидела там, ничего не видя, пока не почувствовала прикосновение к плечу. Обернулась и увидела Ивана Александровича.
– Забыл предупредить, – он чуть поморщился. – Если ты как бы меньше половины месяца проработала, то зарплату не выдают. Плюсуют к авансу. Извини.
Иван Александрович снова поморщился, и я внезапно всё поняла.
– Она звонила вам? Вельгорская? Жаловалась на меня?
– Она не жалуется, – он вздохнул. – А как бы рассказывает, как надо работать. Не обращай внимания. И ещё раз извини.
Махнув рукой, Иван Александрович вышел, а у меня на душе стало ещё гаже. Мало того что сама в дерьмо влезла по незнанию, так и неплохого человека подставила. Чего стоило у той же Марины спросить, почему так может случиться?
На улице набежали тучи. Повалил тяжёлый мокрый снег, который лип ко всему подряд, тут же таял и превращался в слякоть и грязь.
Я вернулась домой в отвратительном настроении, и ничего не могло его изменить. День получился из тех, что следует выкинуть и забыть как можно скорее.
Быть сильной
За окном что-то мелькнуло, и Кристина вздрогнула. Она подошла ближе и украдкой выглянула – всего лишь жаворонок, вспорхнувший на ветку. Теперь та покачивалась, а птица смотрела в окно, поворачивая голову то одной стороной, то другой.
На секунду Кристине показалось, что глазами птицы смотрит он, но наваждение тут же сгинуло. Она глубоко вздохнула и проверила: закрыты ли щеколды, на месте ли веточка омелы, заткнуты ли щели бумагой, пропитанной воском. Покончив с окном, Кристина подошла к входной двери и дёрнула – та не пошевелилась, удерживаемая тремя замками. На нижнем из них засов был отлит из серебра.
На кухне Хуана и Мария сидели за столом и рисовали в альбоме огрызками цветных карандашей. Скорее абстрактная картина, чем осмысленный сюжет. Дребезжащий холодильник в углу вздрогнул и затих. Стало слышно, как грифель царапает бумагу.
Кристина взглянула на часы, висящие на стене. Маленькая стрелка подходила к семи, а длинная подгоняла её, миновав шестёрку. До темноты оставался всего час, если не меньше.
«Я не успею вернуться, – подумала Кристина. – Пойду завтра. От голода не умрём. Немного молока и остатки хлеба сгодятся для завтрака, а вечером можно открыть консервы или сварить рис».
«А как же пирог?» – спросил внутренний голос.
Кристине пришлось ухватиться за оконную раму, чтобы не упасть – так силён был удар, нанесённый подсознанием. Впрочем, завтра он мог стать ещё сокрушительней, если бы она не вспомнила.