Тем же утром мы с Мышкой сошли с поезда на Московском вокзале и отправились к Мурке домой. Дверь открыла Матильда.
— Матильда! — радостно воскликнули мы. — Ты вернулась!
— Ну, — мрачно сказала Матильда и пошире расставила ноги.
— Может, впустишь? — спросили мы.
— Не велено! — отрезала Матильда и привалилась к косяку.
— Матильда! Это же мы! Ты что, не узнаешь?
— Узнаю, — еще мрачнее отозвалась Матильда. — Указаний впускать не поступало.
— А где Мура?
— У вас, — сказала Матильда.
— То есть? — спросили мы и на всякий случай заглянули в свои сумки.
— В Москве, — ответила Матильда и попыталась захлопнуть дверь у нас перед носом.
Но мы не дали ей этого сделать. Мы отдавили ее от косяка и просочились внутрь. На Муркиной кухне в разнузданной позе сидел здоровенный рыжий детина и прихлебывал из блюдечка чай. Увидев нас, детина поперхнулся и захлопотал лицом.
— Кто это, Матильда? — ошарашенно спросили мы.
— Серега, — мрачно сказала Матильда. — Сожитель мой.
— Но у тебя же был другой Серега, щупленький такой, невидный.
— А! — сказала Матильда и махнула рукой. — Тот Серега с девяносто восьмого года, а этот с две тыщи первого. Очень удобно, не перепутаешь. Только тот не знает, что я с этим живу. Вы уж не проговоритесь.
— А этот? — тупо спросили мы.
— А этот знает. Он про того не знает, который с девяносто девятого. Тоже Серега. Зато про него знает тот, который с девяносто седьмого. Он-то как раз меня и познакомил с тем, который с двухтысячного.
— И что, они все здесь? — ахнула Мышка.
— По очереди, — застенчиво прошептала Матильда.
— Ну, — бодро начала я, сдергивая Мышку со стула. — Не будем вам мешать налаживать личную жизнь! Пошли, Мышь!
Весь день мы неприкаянно бродили по Питеру. В полседьмого вечера пришли на Московский вокзал, сели в поезд и поехали домой в Москву. Ровно через три часа из окна вагона на станции Бологое мы увидели Мурку, курившую вонючую коричневую сигаретку перед поездом «Москва — Санкт-Петербург».
— Мура! — закричали мы и выскочили на улицу.
— Где вас черти носят? — недовольно проворчала Шурка, ничуть не удивившись.
И мы обнялись.
Поезда дали два коротких прощальных гудка и отвалили от платформы.
— А мы! А нас! — заверещала Мышка, вскидывая тощие ножки и махая тощими ручками. Но машинисты решили, что это благодарные пассажиры приветствуют их за неукоснительное следование расписанию, и не стали останавливаться, чтобы нас подобрать.
Мы с Муркой задумчиво смотрели вслед поездам.
— Ну что, девочки, в буфет? — наконец подала голос Мурка и затушила сигаретку.
В буфете мы уселись за столик и заказали по бутерброду с сыром и по стакану пепси-колы. Сыр был похож на высохшее мыло, а пепси-кола — на капли датского короля.
— Мур, а помнишь, как ты зачиталась Мопсиным романом и проехала в метро семь кругов по кольцевой? — спросила Мышка.
— Помню, — мечтательно ответила Мурка. — Как сейчас. «Занималась заря новой жизни. Евдоким Нилыч засыпал в стиральную машину горсть нового моющего средства. «Мы теперь, баба Груша, по передовой технологии работать будем», — сказал он, смущенно улыбаясь в усы. «Спасибо тебе, Нилыч. Спасибо за все, что ты делаешь людям!» — Чистая слеза скатилась по морщинистой щеке бабы Груши. Козетта поправила кружевные чулочки и кокетливо взглянула на Жанвальжана. «Внимание! — объявил Гримау. — Подлетаем к планете Альфа Центавра!» Крабы по-польски в сметанном соусе с кориандром немедленно вышли вон». Прелесть!
— Да ты все перепутала, Мур! — ласково сказала я.
И мы чокнулись за наши творческие успехи.
И заказали еще по бутерброду с сыром и по стакану пепси-колы, потому что какая разница, что есть и где нить! Главное — с кем.
В четыре часа утра подошли ночные экспрессы. Мы обнялись, поцеловались, всплакнули, обещали друг другу утром созвониться и разошлись по поездам. В восемь часов утра мы сошли на берег.
— О! — прошептала Мышка, спускаясь на платформу. — Я этого не переживу! — И начала падать в обморок.
— О! — пробормотала я. — Что же делать? — И попыталась поймать Мышь.
— О! — громко рявкнула Мурка. — Во влипла! — И поддела ногой пустую банку из-под пива.
И мы двинулись на выход. Мурка с Ленинградского вокзала в Москве, а мы — с Московского в Питере.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.