Огромный дух удивлённо посмотрел на меня, потом на малыша. Обнюхал ребёнка, обнюхал меня, что-то проурчал и исчез. Вот только что был, и моментально не стало.
И тут же небо начало светлеть — эта странная ночь закончилась. На глазах бледнели звёзды и месяц, а снежные вершины и ледник напротив пещеры окрасились в нежно розовый.
Я понял, что мы выстояли, и больше на нас никто не нападёт.
Присел на корточки перед малышом и погладил его по лысой голове.
Все шесть глаз преданно смотрели на меня.
— Что же нам с тобой делать-то а? — спросил я у малыша.
Услышав мой голос, он с повизгиваниями начал тыкаться в мою ладонь и слегка покусывать её, выпрашивая ласку.
— Наверное, надо тебя как-то назвать? — спросил я у малыша, почёсывая шкуру, поросшую густющим мехом.
Да, его шерсть была не такая густая и длинная, как у мамаши, но я понимал, что это ненадолго. Когда-нибудь он вырастет. И по широким лапам чувствовалось, что вырастет в огромного монстра. И тогда его мех будет точно так же свисать толстыми сосульками.
Но монстром он станет когда-нибудь потом. А сейчас так, монстрик, монстрёныш…
Я усмехнулся.
— Как тебе имя Моня? — спросил я у малыша.
Он счастливо боднул меня в ладонь.
— Нравится? Ну, значит, так и буду тебя звать…
Я снова погладил его, почесал там, где он подставлял, пригладил пока ещё шелковистую шерсть, понимая, что скоро она будет свисать с него сосульками, так же, как и у убитой мною мамаши.
Теперь, когда совсем рассвело, я мог хорошенько рассмотреть малыша. Он не походил ни на одно известное мне животное. Лысая голова с шестью глазами и очень густая шерсть на теле.
— У тебя ж на таком холоде голова должна мёрзнуть, — предположил я.
Но малыша это похоже не волновало. Он просто радовался — восходящему солнцу, новому дню, тому, что он жив и что я рядом.
Я смотрел на него и понимал: этот уродец вызывает у меня тёплые чувства. И судя по тому, как он урчит и ласкается, я ему тоже нравлюсь.
— Ну что, Моня, — сказал я маленькому Услэг Мангасу. — Пойдём домой?
Моня понял меня и засеменил в пещеру.
Я тоже шагнул следом и вдруг почувствовал, что сижу, завёрнутый в вонючую шкуру. Несмотря на вонь, мне тепло и удобно в ней. Хотя, высохшая кровь уже нестерпимо тянет лицо. Мне до невозможности хочется умыться, сменить одежду и поесть.
Я пошевелился, и Агния тут же встревоженно подняла голову.
— Кизаму? — негромко позвала она.
Я поспешил успокоить её:
— Всё в порядке!
— Ты как? — спросила она.
— Нормально, — ответил я и добавил: — Сейчас бы душ и чистую одежду! И пожрать!
— Значит, всё в порядке, — выдохнула Агния. — Я переживала, что дух Услэг Мангаса заберёт тебя или оборотит…
Я промолчал. Не знал, что сказать про мои ночные видения. Чувствовал, что ночью случилось что-то важное и как говорить об этом не понимал. Как и не понимал, стоит ли об этом говорить в принципе.
А ещё, я боялся, что сейчас откину шкуру, и все увидят Моню. Боялся этого и страстно хотел. В том смысле, что хотел, чтобы Моня был. Существовал на самом деле, а не был плодом моего воображения. И в то же время боялся, что его обнаружат. Боялся, что малыша придётся защищать от своих.
Чтобы как-то справиться со своими чувствами, я спросил:
— Агния, а кто такой этот Услэг Мангас?
Прежде чем ответить, Агния встала и достала из своей бездонной сумки баклажку и тряпицу.
— Пойдём, умоешься, — сказала он. — Больше нет необходимости прятаться за кровью и шкурой. А рассказывать об Услэг Мангасе, когда на тебе его кровь, плохая идея.
Я с волнением приподнял шкуру. И испытал сильнейшее разочарование — малыша под шкурой не было.
Неужели мне всё это привиделось? Просто бред моего воспалённого воображения?..
Стало как-то грустно и опустошённо.
Я вздохнул и пошёл на улицу умываться.
Агния поливала мне водой на руки, я мыл лицо, шею, а сам поглядывал по сторонам: вот тут стоял я, вот до этой границы поднялось море мрака, вот тут стоял дух убитой матери, а вот тут остановился Моня. Моня, которого я обогрел и накормил.
И тут меня как молнией прожгло: я накормил малыша жареным мясом его матери и укрыл шкурой, снятой с неё. Это же кощунство! Как я раньше не подумал об этом?!
Мне чисто по-человечески стало не хорошо.
Но тут же где-то в глубине души отозвался Моня. Он был не в претензии. Он и должен был съесть мясо матери и согреться в её шерсти после того, как море мрака убило бы её. Другого пути у него не было. Иначе он погиб бы, потому что у Услыг Мангасов так принято. В одном мире может существовать только один Услыг Мангас. А значит, я всё сделал правильно.