Выбрать главу

Арион быстро дунула, будто тушила свечу. Пожиравший Эйдена огонь исчез. Бывший студент дрожал, но с виду был цел.

— Иллюзия! — прошептала Макарета.

Арион шагнула к Эйдену.

— Теперь ты куда трезвее! — Она окинула его яростным взглядом, и когда заговорила снова, тон ее был сух. — Беда с вами, молодыми, вот в чем: вы считаете себя неуязвимыми. Закон Феррола мешает мне тебя убить, однако это вовсе не значит, что ты невосприимчив к травмам. — Она шагнула ближе. — Как думаешь, насколько больно прожить тысячу лет без кожи? Могу устроить. Если услышу от тебя подобные речи, то так и сделаю! Это всех вас касается! Любого из вас! Ведь все мы фрэи. Поняли?

Все кивнули, причем энергичнее всех Эйден.

— Теперь уберите хлам и возместите ущерб за все, что нельзя починить, иначе клянусь Ферролом, я вас…

Они бросились исполнять, не дожидаясь окончания фразы. Арион успела поймать Макарету прежде, чем она присоединилась к друзьям.

— От тебя я такого не ожидала! Мне казалось, ты умнее. Занимайся лучше своими скульптурами и картинами. Они прекрасны, а нашему миру красота очень нужна. Слишком много уродства вокруг!

Посмотреть ей в глаза Макарета не осмелилась.

— Мне хочется думать, что Искусство нужно для вещей более существенных, чем красивые картины и резьба.

Арион кивнула.

— Возможно, только вовсе не для вещей, бессмысленных до такой степени. — Она обернулась к гробнице Фенелии. — Вырезанное из камня — это красота и истина, живущая вечно.

* * *

На следующее утро стало немного спокойнее. Участники празднества спали, и Арион с нетерпением ждала своего первого дня в качестве наставницы принца. Проходя через Сад Эстрамнадона, на скамье перед Дверью она заметила свою мать. Арион не видела Нирею по крайней мере пять сотен лет, однако та ничуть не изменилась. Все то же облако длинных белоснежных волос, все та же прямая спина и, пожалуй, та же белая ассика, в которой она была во время их последней встречи. Нирея куталась в складки однотонного шелка. Старшая фрэя казалась настолько древней, будто пережила все цвета.

— Здравствуй, мама.

— А, это ты, — равнодушно проговорила Нирея, не скрывая разочарования.

Арион ожидала другой реакции — более язвительной, но мать продолжала сидеть, сложив руки на коленях, глядя мимо дочери на заветную Дверь.

— И все? — спросила Арион. — Мы не виделись половину тысячелетия, и это все, что ты можешь мне сказать?

Нирея повернулась к ней лицом, склонила голову набок и прищурилась, изучая дочь.

— С бритой головой ты выглядишь нелепо. Еще ты слишком худая и бледная. Думаю, тебя редко выпускают на воздух, раз уж ты стала такой знаменитой чародейкой.

— Мама, я Мастер Искусства! Миралииты не чародеи, а Мастера Искусства. Чародеи показывают фокусы, используя ловкость рук. Мастера Искусства поднимают горы, управляют погодой и меняют направления рек.

— Ты используешь чары. Значит, чародейка. — Нирея снова перевела взгляд на Дверь.

«Прежней осталась не только ассика», — подумала Арион.

Она опустилась рядом с матерью. Несмотря на избыток места, та поморщилась и отодвинулась подальше. Арион тоже непроизвольно выпрямилась и расправила складки, сожалея, что утром надела ярко-желтую ассику с изысканной голубой окантовкой.

Они сидели молча, слушая певчих птиц на деревьях, журчание ручьев и миниатюрных водопадов, которые искусные мастера совершенствовали на протяжении многих веков. Арион посмотрела на Дверь по другую сторону дорожки. Многократно выкрашенная в белый цвет Дверь была едва различима в сплошной стене, сверху ее венчал купол. Плющ и цветущие лозы винограда заплели строение много веков назад, однако поверхности Двери не касался ни один побег. Перед ней стояли скамьи для посетителей, чтобы они могли сидеть и созерцать простой белый вход.

— Хорошо выглядишь, — рискнула начать Арион. — Мне нравится твоя ассика. Новая?

— Нет.

Арион подождала. Нирея хранила молчание.

— Как там Иэра?

— Не знаю. Я не разговаривала с твоим отцом несколько веков.

— О, я не знала. — Арион убрала тоненькую кайму из виду. — Селеста больше не со мной. Так что я снова живу одна в своем маленьком домике.

— Наверняка он сбежал от грязи.

— Она, мама, не он. Селеста была… Впрочем, неважно.