Коннигер посмотрел на группу чужаков — десятерых мужчин с мрачными лицами, в одежде с коричневыми узорами клана Нэдак.
— Хотя я согласен с Сэккетом, что бога убить нельзя, они явно на нас ополчились. Боги разгромили Дьюрию.
Повисло растерянное молчание.
— Что значит — разгромили? — спросил фермер Уэдон.
— Эти люди, — указал вождь в сторону незнакомцев, — из Нэдака. Пять дней назад они увидели дым на севере. Отправились в высокогорья Дьюрии, но далля уже не было. Вырезали всех — мужчин, женщин, детей. Дом вождя и все окрестные хижины сгорели дотла, только ветер воет на развалинах.
Весь зал загудел, не веря услышанному. Слов было не различить, изумленные вздохи и ругань замирали на губах потрясенных людей.
— Сколько выжило? — спросил Тоуп.
— Дьюрийцев? — Коннигер тяжело вздохнул. — Нисколько. Даже домашний скот весь перерезан.
— Откуда нам знать, что это сделали боги? — спросил Дэлвин. — Может, виноваты гула-рхуны?
Стоявшие у двери мужчины покачали головами. Один, с черной кожаной повязкой вокруг лба, сказал:
— Тела лежат аккуратными рядами, словно их построили, чтобы убить. И оружие оставили. Не взяли ничего — просто сожгли далль.
Ропот стал громче.
— Может, это сделали и боги. Только на Дьюрию напали из-за Рэйта Убийцы Богов, ведь он родом оттуда. Мы-то ничем не оскорбили богов. Мы не трогаем их, они не трогают нас, верно? — заметил Дэлвин тоном, в котором было больше надежды, чем уверенности. Он обнял Сару и притянул к себе. — Мы тут ни при чем!
— Кто знает! — воскликнул Гиффорд. — Что, если боги не видят фазницы между Дьюфией и нами? — обычно Гиффорд пытался избегать слов с буквой «р» прилюдно, но вопрос был отнюдь не праздный. — Скажи им, что ты видел утфом, Тоуп!
Все повернулись к изможденному фермеру, утиравшему лицо куском мешковины, которым он обычно прикрывал голову от солнца.
— Я видел дым на северо-западе, вверх по дороге через долину. Похоже, горел Нэдак.
Повисла зловещая тишина. Мужчины из Нэдака уставились на Тоупа. Потом посыпались вопросы.
— Сколько дыма?
— Когда именно?
— Какого цвета дым?
Голоса звучали один тревожнее другого.
— Дыма было много, причем черного, — ответил Тоуп. — Его и сейчас видно, если взобраться на вершину гряды.
Услышав это, чужаки выбежали вон. Остальные смотрели, как они уходят в обманчиво приятный весенний день.
— Это еще ничего не доказывает, — заверил Дэлвин, но жену притянул ближе к себе и положил руку на голову дочери.
— Похоже, фэйи фешили наказать и их тоже, — протянул Гиффорд. — Что будем делать, если они и к нам пфидут?
— Как это — что будем делать? — спросил Коннигер. — Что мы вообще можем сделать?
На некоторых лицах проступило удивление. Умом Коннигер не блистал никогда, и Персефона догадалась, что вопроса он не понял. Она поднялась, встав на колени.
— Думаю, люди хотят знать, какие шаги ты предпримешь, чтобы не допустить у нас того же, что случилось в Дьюрии и, вероятно, в Нэдаке.
Услышав ее слова, Тресса внимательно посмотрела на Персефону и сжала губы.
— Нечего тут предпринимать, — ответил Коннигер. — С нами такого не случится. Мы-то ни в чем не виноваты.
— Но если фрэй действительно убит… — начал Дэлвин.
— Мы никого не убивали! — оборвал Коннигер, и Тресса ухмыльнулась. — У фрэев нет причин трогать нас. От дьюрийцев вечно одни неприятности. Так им и надо! Получили по заслугам. Навлекли на себя гнев богов. А нам бояться нечего.
— Как насчет нэдаков? — спросил Гиффорд. — Они-то в чем виноваты?
— Про нэдаков мы пока ничего не знаем, — ответил Коннигер, кивнул жене и сел еще прямее.
«Не лучшее начало», — подумала Персефона. Она-то знала не понаслышке, как трудно принять правильное решение, когда все на тебя смотрят. Людям страшно, они ждут твоей поддержки. В такой момент ни в коем случае нельзя оставлять их наедине с размышлениями и тревогами.
— И все же кое-что предпринять мы можем, верно? — спросила Персефона.
Недолго ей удалось молчать и не высовываться. Сколько именно — минут пять? Впрочем, пять минут назад еще не было известно о гибели Дьюрии и Нэдака.
Взгляды заметались между новым вождем и вдовой прежнего правителя.
«Просто скажи «да». Скажи «конечно», если другого тебе в голову не приходит, потом спроси меня, когда никто не будет слышать. Только не бросай их в растерянности!»
— Есть вещи, людям неподвластные, — объявил Коннигер, — например — воля богов.
«Серьезно?»