— А вдруг суждено? Тогда будет слишком поздно. Если мы…
Коннигер стукнул по подлокотнику.
— Тирре не потерпят нас на своей земле! Для них мы хуже, чем саранча. К чему им делиться с нами едой? Да и хватит ли еды на всех? — Голос Коннигера понизился до сердитого рычания.
Наконец вмешалась Мэйв.
— Персефона! — начала она, сжав руки и сделав шаг вперед. — Гэф из Одеона прославился еще до наводнения. Подобных ему героев среди нас больше нет. Он смог добиться поддержки всех вождей. Без предводителя сбор кланов не даст ничего. Боюсь, вожди не преклонят колен ни перед кем, кроме подобного ему.
Коннигер покосился на свой топор с широким лезвием, воткнутый в зимнюю колонну.
— Я сражался и убил за то, чтобы стать вождем этого клана. И преклонять колена перед Мэнаханом, Мэленом, Тиррем или Уорриком не буду. Решение за мной, и я говорю: мы остаемся. Решение принято, и хватит об этом!
Мэйв встретилась глазами с Персефоной. Старуха чуть покачала головой. Мэйв ее не поддержит. Персефона не могла бороться и с вождем, и с Хранителем. Она обвела взглядом присутствующих, которые заметно успокоились. Когда Персефона говорила о том, что необходимо покинуть деревню, они смотрели на нее, как испуганные кролики, думая лишь о том, чтобы забиться в свои норы. Люди боялись массового бегства больше, чем гнева богов. Интересно, послушался бы ее Рэглан? В одном Коннигер был прав: гораздо легче не предпринимать ничего, чем ринуться навстречу неизвестному.
Она снова села.
Общий сбор закончился обычной молитвой Мари, богине-покровительнице Рэна, и Элан, Всеобщей Праматери. Персефона вышла вместе со всеми, чувствуя себя совершенно одинокой в людской толпе. Избегая взглядов, она прошла вдоль северной стороны чертога вождя, подальше от хижин, и направилась к открытому пространству возле оскуделой поленницы. Там она встретила девочку-мистика.
— Ты ее почти поймала, — говорила Сури волчице, сунувшей голову в прогал между бревнами. Она скребла землю лапами и пыталась залезть вглубь. — Ну вот, упустила! Тебе туда не протиснуться, ты слишком большая.
Девочка стояла на коленях в траве перед пятифутовой двухрядной поленницей — все, что оставалось от зимних запасов далля. При виде Персефоны волк и девочка дружно подняли головы. Сури нахмурилась.
— Только не говори, что есть правило, запрещающее волкам ловить крыс в дровах. Или все-таки есть?
— Правило? Нет, — ответила Персефона.
— У вас тут правила про все на свете! Что можно и что нельзя есть, где нужно спать. И даже где испражняться поутру! Ясное дело, вы все чуток тронутые, видимо, из-за жизни в стенах. Тура говорила, что стены — плохо, да и обувь тоже. — Сури посмотрела на свои босые ноги. — До сегодняшнего дня я ее не понимала.
Не зная, что ответить, Персефона просто сказала:
— Ты все еще здесь.
— Твои глаза еще видят, — с усмешкой ответила девочка.
Будь Сури нормальным человеком, Персефона сочла бы ее слова за оскорбление. Нормальный человек! Она сразу заметила, насколько их новый мистик странен. Новый мистик, новый вождь — слишком много нового в их далле за последнее время.
— Странная это игра — утверждать очевидное, — покачала головой Сури. Она встала и подошла к Минне. — Бессмысленная, зато популярная. Все в нее играют. Ты ешь наш хлеб. Это не твоя кровать. У тебя волк… Как видишь, я уже наловчилась. Тура велела мне не выделяться среди других в деревнях, особенно в даллях. Сказала, люди внутри стен помешанные и опасные. Как бешеные звери. Те прокляты богами, почти как вы, и даже укуса несчастной белки достаточно, чтобы и ты стала такой же.
— Вообще-то, я не имела в виду… — Персефона заколебалась. — Я не думала, что ты еще здесь.
Сури указала на верхушки деревьев над стеной далля, на которых серые почки распускались зеленой листвой.
— Жду листьев.
Персефона рассмеялась.
— Прошло уже две недели.
Мистик нахмурилась, напряженно размышляя.
— У тебя два уха! — Она довольно улыбнулась. — Мне уже начинает нравиться. Использовать то, что сказал другой человек, гораздо труднее, правда? Вероятно, зимой становится совсем туго, — ведь вы столько месяцев сидите взаперти! Подозреваю, дважды повторять одно и то же нельзя?