— Наверно, девятый где-нибудь на стене, — предположил Малькольм. — Галанты — боевой отряд, поэтому всегда выставляют часовых.
— Боги готовят постели? — не поверила Мойя.
— Да, — ответила Брин, бывшая их глазами и ушами. — Один занимается костром. Двое других точат оружие.
— Разве боги спят? — удивилась Мойя.
— Они не боги, — сказал Малькольм. — Вообще-то, они не сильно от нас отличаются. Некоторые считают, что фрэи, дхерги и рхуны сродни.
— Произошли от общего предка? — спросила Персефона.
— Да.
Сидевший на полу позади Малькольма, Сури, Минны и козлиного черепа Рэйт мрачно фыркнул:
— Нет у нас ничего общего!
Малькольм ухмыльнулся.
— Ты куда более умудрен жизнью, чем я думал. Ты довольно их повстречал, так ведь?
Рэйт насупился и поднял череп козла, чтобы освободить еще немного места на полу.
— Я встречала, — сказала Персефона. — И хотя насчет общего предка ты, может, и преувеличиваешь, я понимаю, о чем ты. Схожего у нас много.
Персефона сидела в сетке, подвешенной к основной балке. Висячих кресел, как называла их Роан, было несколько. Она любила мастерить необычные вещи, и весь дом помимо забитого хламом беличьего гнезда напоминал еще и выставку диковинок.
Дом строил Ивер-резчик, который вдобавок приторговывал всякой мелочевкой. В результате в жилище постоянно хранились всевозможные безделушки. Роан была его рабыней с рождения, и выросла среди этого хлама. Зимой Ивер умер, и теперь Роан пыталась научиться жить как свободная женщина. Через несколько недель к ней переселилась Мойя. Учитывая ее легкий характер, все надеялись, что она хорошо повлияет на бывшую рабыню, и Роан понемногу стала отходить. Однако изменения в лучшую сторону на дом пока не распространялись. Как выяснилось, ни Роан, ни Мойю нельзя было назвать чистюлями. Свободное место имелось лишь на полу.
— Чем же мы сходны? — спросил Рэйт.
Персефона пожала плечами.
— Ну, мы спим. Не думаю, что боги нуждаются в отдыхе.
— Кролики тоже спят.
— Да, но кролики не носят одежду, не разговаривают и не используют орудия труда.
Мойя согласно кивнула. Она тоже сидела в висячем кресле и обеими руками держала чашку — маленький глиняный шедевр Гиффорда. Его изящная посуда высоко ценилась всеми жителями далля.
— Брин, как насчет Коннигера? Из чертога никто не выходил?
— Обе двери закрыты, — привычно отрапортовала Брин.
— Пойду-ка я схожу туда, — объявила Персефона.
— Зачем? — одновременно воскликнули Мойя с Рэйтом.
— Нужно рассказать Коннигеру, что происходит. Он вождь и должен знать. Представляю, что он подумал, обнаружив у порога девятерых фрэев.
— Семерых, — поправила Брин. — Семь фрэев, один великан и… Не знаю, что это за существо.
— Кто девятый? — спросил Рэйт у Малькольма. — Ты знаешь?
— Гоблин, — ответила Падера.
Старая жена пахаря проворно ворочала угли в очаге. Она кипятила воду в висящем над огнем кожаном мешке и показывала Роан, как запекать хлеб, обернув его в мокрые листья.
— Гоблин? — Мойя подалась вперед, опасно перевесившись в сетке и пытаясь выглянуть за дверь, которую придерживала Брин. — Как ты умудряешься видеть своими старыми, усталыми гляделками?
Персефоне тоже хотелось бы это знать. Глаза старухи буквально терялись в складках кожи и морщинах, лицо смахивало на смятую дыню. Когда Падера говорила, один глаз — всегда один — распахивался и пристально смотрел, второй крепко сжимался, будто она прицеливалась.
Старуха обратила внимание на Мойю:
— Мои старые гляделки до сих пор способны вдеть нитку в иголку быстрее, чем ты объяснишь, почему ты там висишь и трясешь своими персями перед двумя мужчинами!
Мойя насупилась и села обратно.
— Не думаю, что тебе следует подходить к чертогу, — сказал Рэйт Персефоне. — Пока не появились фрэи, ваш вождь был настроен против тебя. Да и потом он не казался таким уж счастливым.
— Коннигер вовсе не проблема, — заявила Персефона. — Хэгнер лжет!
— Может и так, — кивнула Мойя. — Только если Коннигеру хочется знать, что тут происходит, пускай выйдет и поговорит с фрэями сам.
— Дело не в Коннигере и не в том, как ему следует или не следует поступать, — ответила Персефона. — Ради блага далля вождь должен знать, что происходит!