Он был лысым, и сначала жрецу показалось, что еще и темнокожим, как представитель знатной касты Джиндо. Но кожу элантрийца покрывали неровные светло-серые пятна, как растущий на камне мох. Хратен прищурился и наклонился над парапетом. Он не мог разглядеть глаза проклятого, но чутьем знал, что они горят диким звериным блеском, бегая по сторонам, как у встревоженного животного.
Создание побежало догонять своих товарищей — свою стаю.
«Так вот что натворил реод, — понял Хратен. — Он превратил богов в животных». Джаддет взял содержимое их сердец н сделал его видимым для остального мира. Основываясь на мировоззрении Дерети, единственная вещь, которая отличала людей от животных, — это вера в бога. Люди служили Фьерденской империи; зверями управляли только их желания. Элантрийцы несли в себе высшее проявление человеческой дерзости: они возомнили себя богами, и подобная наглость навлекла на них кару. В другой ситуации Хратен оставил бы их на произвол судьбы, но сейчас в них появилась нужда.
Верховный жрец повернулся к Дилафу:
— Первый шаг для покорения страны, артет, очень прост. Надо найди козла отпущения, которого возненавидят все.
— Расскажи мне о них, артет, — попросил Хратен, входя в свою комнату в часовне. Жрец переступил порог вслед за ним. — Я хочу знать все, что тебе известно.
— Гнусные, омерзительные создания, — прошипел Дилаф. — Даже мысли о них отравляют душу и разум. Каждый день я молюсь об их исчезновении с лица земли.
Хратен плотно закрыл дверь. Ответ арелонца его не обрадовал; Дилаф переступил все границы праведного негодования.
— Артет, я разделяю твои чувства. Но если ты хочешь стать моим одивом, тебе придется научиться выглядывать за рамки своих предубеждений. Джаддет подарил элантрийцам жизнь с какой-то целью, и я не смогу понять его замысел, если ты отказываешься поделиться сведениями.
Дилаф оторопело заморгал. Впервые после посещения Элантриса в его глазах пробился проблеск здравомыслия.
— Хорошо, ваша светлость.
Хратен ободряюще кивнул.
— Тебе доводилось видеть Элантрис до его падения?
— Да.
— Он действительно был так красив, как говорят?
Дилаф ответил кивком, явно против воли.
— Его незапятнанная белизна поддерживалась руками рабов.
— Рабов?
— Все население Арелона служило элантрийцам рабами, ваша светлость. Лживые боги раздавали обещания спасения в обмен на тяжелый труд.
— А их легендарные магические силы?
— Все ложь, как и их божественность. Тщательно поддерживаемый обман, чтобы заслужить уважение и страх.
— После реода наступил период безвластия, так?
— Безвластие, убийства, бунты и паника, ваша светлость Потом трон захватили купцы.
— А элантрийцы? — Хратен занял место за столом.
— Их оставалось совсем немного. Большинство погибли в мятеже, а тех, что выжили, заперли в Элантрисе. Туда же кидают всех, кого с тех пор забирал шаод. Сразу после реода их облик изменился: они превратились в исковерканные существа, непохожие на людей. Кожу покрыли черные шрамы, как будто плоть отвалилась и обнажила скрытую внутри тьму.
— А превращения? Их число уменьшилось после реода?
— Они продолжаются, ваша светлость, по всему Арелону.
— Почему ты их так ненавидишь, артет?
Дилаф не ожидал вопроса и какое-то время молчал.
— Они есть скверна, ваша светлость.
— И?
— Они лгали нам. Обещали вечность, но не смогли удержать в руках собственной божественности. Столетиями мы прислушивались к их советам, а в результате получили кучку беспомощных, мерзких калек.
— Ты ненавидишь их, потому что разочаровался, — понял Хратен.
— Не я, здешние люди разочаровались. Я следовал путям Дерети задолго до реода.
Джьерн нахмурился.
— Значит, ты убежден, что, кроме проклятия Джаддета, в элантрийцах нет ничего необычного?
— Да, ваша светлость. Как я говорил, элантрийцы поддерживали свою власть сказками и ложью.
Хратен покачал головой и начал снимать доспехи. Дилаф двинулся было помочь, но верховный жрец отмахнулся от артета.
— Как ты тогда объяснишь внезапное превращение обычных людей в элантрийцев?
Дилаф не знал, что ответить.
— Ненависть затмевает способность разглядеть правду, артет. — Хратен повесил нагрудник на стену за столом и растянул губы в удовлетворенной улыбке. Его только что осенила идея, и первая часть плана обрела плоть. — Ты считаешь, что если могущество пришло не от Джаддета, то никакой силы и быть не может.
Лицо арелонца побелело.
— Вы говорите…
— Это не ересь, артет. Вспомни уложения Дерети. Помимо нашего бога существуют и другие силы.
— Свракиссы, — тихо произнес Дилаф.
— Да.
Свракиссы — души людей, ненавидевших Джаддета, последователей святой веры. Шу-Дерет утверждала, что нет ничего более пропитанного злобой, чем душа, которая отказалась от своего шанса на спасение.
— Вы считаете, что элантрийцы — это свракиссы? — в ужасе переспросил Дилаф.
— Существует известная истина, что свракиссы могут управлять телами, в которых скопилось достаточно зла. — Хратен начал расстегивать наколенники. — Неужели так трудно допустить, что все это время они управляли телами элантрийцев и выдавали себя за божеств, совращая неискушенных в духовных путях простаков?
Глаза Дилафа загорелись новым светом, и Хратен заподозрил, что артет уже слышал подобное объяснение. Возможно, ему следовало обдумать зародившуюся идею более тщательно.
Прежде чем заговорить, артет внимательно оглядел верховного жреца.
— Ведь вы сами не верите в то, что говорите? — В его голосе звучал непривычный для обращения к хродену укор.
Хратен постарался ничем не выдать смятения.
— Неважно, во что я верю, артет. Такой вывод напрашивается сам собой; люди его подхватят. Сейчас они видят последние обломки былой аристократии, и зрелище вызывает у людей не отвращение, а жалость. Но демонов не любит никто. Если мы объявим элантрийцев порождениями зла, нас ждет успех. Твоя ненависть к ним похвальна. Но чтобы за тобой последовали остальные, нужна более веская причина, чем разочарование в былых богах.
— Да, ваша светлость.
— Мы — верующие, артет, и нам необходимы враги веры. Элантрийцы и есть наши свракиссы, независимо от того, заняли они души давно умерших людей или обитают в живых телах.
— Конечно, ваша светлость. Мы собираемся их уничтожить? — Лицо Дилафа отражало радостную надежду.
— В свое время. Пока что мы обратим их существование себе на пользу. Ты увидишь, что ненависть объединяет людей гораздо быстрее, чем приверженность общему делу.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Раоден ткнул пальцем в воздух. Из воздуха засочилс свет. Кончик пальца оставлял за собой светящийся белесый след, как если бы принц рисовал краской на стене — только без стены и без краски.
Раоден осторожно двигал рукой, сдерживая дрожь. Он вычертил линию длиной в ладонь, слева направо, потом отступил немного вниз и наискосок и нарисовал еще одн, такую же линию, завершив угол. Следующим движением он поставил в центре точку. Эти три символа — две линии и точка — служили началом для каждого эйона.
Принц протянул направо от точки полосу, которая пересекала вторую линию, с небольшим кругом на конце. У него получился эйон Эйш, древний знак света. Символ на мгновение засиял ярче, запульсировал жизнью, но тут же начал угасать, как испускающий последний дух человек. Почти сразу же эйон пропал, яркий свет начал меркнуть, потускну и наконец исчез.
— У тебя получается гораздо лучше, чем у меня, сюл, — заметил Галладон. — У меня все время выходит или слишком длинная линия, или чересчур резкий наклон, и эйон гаснет, прежде чем я успеваю закончить.