В половине четвертого он снова выключил свет над своим ночным столиком и наконец уснул.
Он нес напечатанное в трех экземплярах в своей сумке формата А5. Йона еще не знал, как передать Линде свое послание, но он был оптимистом. Как-нибудь наверняка получится, а так как внести небольшую сумятицу может быть очень веселым занятием, то он удивит своим посланием и Арона. Если вчера в спальне был он, то напечатанный Йоной текст по меньшей мере вселит в него неуверенность. А это, по мнению Йоны, было даже лучше.
На сегодня в учебном плане первой была запланирована лекция Лихтенбергера, и при других условиях Йоне было бы интересно, как профессор отреагировал бы на него в этот раз. Как же он обидел его своим вторжением на старший курс, практически «отодвинув» его от ведения лекции, заняв место у доски.
Но больше всего он был занят тем, что обдумывал свои планы. Лучше, если они будут разными и их будет много. Хотя если Линда сегодня, например, лежит с насморком в постели, то все будет напрасно.
Ты ребенок, да к тому же избалованный.
Йоне до сих пор было больно, когда он вспоминал эти слова. Ну хорошо, тогда он и вправду ребенок. А дети могут играть, не так ли? Именно этим он и займется. Интересно, как….
– Йона Вольфрам? Я правильно запомнил ваше имя?
Только благодаря сдержанному шепоту вокруг Йона понял, что Лихтенбергер обращается к нему не в первый раз. Черт, не следовало бы так глубоко погружаться в свои мысли, а то всегда выходило так, как будто кто-то выключал мир вокруг него.
– Да, все верно, – сказал он. Это прозвучало очень высокомерно. – Мне очень жаль, что я не сразу ответил. Это было невежливо с моей стороны.
Профессор явно был удивлен признанием Йоны, но быстро взял себя в руки:
– Как вы думаете, на этот раз вы справитесь с тем, что занятие буду вести все-таки я?
Йона кивнул, улыбаясь. Так дружелюбно, что даже свело уголки рта.
– Конечно. Извините меня за прошлый раз.
На этом Йона выключил свое внимание. Он настолько владел материалом, что мог рассказать его даже во сне. Вместо этого он стал думать о том, как бы выяснить, где будет обедать Линда.
Лихтенбергер писал на доске одну формулу за другой; в это время Йона подумал, что можно пойти после лекции в столовую и оставаться там до тех пор, пока не встретит Линду.
Но когда он пришел в столовую, Линда уже была там. Она стояла в очереди на раздаче вместе с двумя другими девушками и взволнованно о чем-то говорила. Его она не видела. Йона не был готов к такой ситуации – в его представлении Линда должна быть всегда одна, что, конечно, было бы глупо.
И тут ему открылась еще одна возможность, так как здесь, на одном из стульев, стояла ее сумка. Зеленая, с бронзовыми заклепками, доверху набитая книжками. Она поставила ее, чтобы занять место, – неплохая идея, так как столовая была полна народу.
Йона принял решение в течение одной секунды. Он вынул один из напечатанных им листков и быстрым шагом направился к стоящей на стуле сумке. Для надежности быстро бросив взгляд в сторону Линды, которая смотрела совсем в другую сторону, он сунул записку между двух книг.
Ну вот и все. Он повернулся и пошел к выходу, затем на лестницу и вышел из здания. В нем крепко боролись чувства триумфа и стыда. Но продолжалось это совсем недолго.
Конечно, было не очень-то здорово лишать кого-либо чувства равновесия только из-за своей болезненной гордости, но как раз для этого и была предназначена записка. Линда не сможет просто пожать плечами, приняв к сведению содержание записки, так как оно было немного… угрожающим, что ли. По крайней мере, для того, кому было что скрывать.
А если нет, то оно будет просто безобидным. Но что касается Линды, то Йона чувствовал, что его расчет будет верным.
У него оставались еще две записки. Арона он сегодня еще не видел, но того, без сомнения, проинформирует Линда.
Ну тогда… да, почему бы и нет? Почему бы ему просто не взять кого-нибудь еще?
Эта мысль окрылила его. Это было как игра в лото. А может быть, все совпадет просто так, случайно. Хотя в действительности, вероятнее всего, кто-то лишь нахмурится, скомкает бумагу и выбросит ее.
Но он не хотел просто представлять это себе, он хотел это видеть. К тому же настало время, когда следовало бы расширить коллекцию телефонных номеров.
На семинаре во второй половине дня Йона был на удивление общительным. Он шутил с другими студентами, которые удивленно улыбались ему, а после семинара помогал тем, кто не понял материал. При этом он старался не замечать язвительные замечания, хотя от этого он ощущал почти физическую боль.