Армию захлестнула эпидемия «предпринимательства». В товар превращались не только списанные грузовики или залежавшиеся на складах кирзовые сапоги. В ход шли патроны и пистолеты, автоматы и даже бронетранспортеры.
Дилерами, менеджерами, продавцами и посредниками старались быть почти все, кто носил погоны. Но на армейские счета не поступало и половины вырученных сумм…
Директива как бы узаконивала разгул воровских страстей.
Теперь генералы и полковники прямо из кабинетов Министерства обороны и Генштаба звонили в различные коммерческие конторы:
— Противогазами интересуетесь?
— Парочку вагонов портянок не возьмете?
— Можем предложить две цистерны бензина.
Отложив в сторону приказы и директивы, стратегические исследования и разведывательные данные, наиболее предприимчивые штудировали учебники по коммерции и заучивали, что такое «НДС» и что такое лицензия, пошлина или предоплата.
В ту пору я бы не удивился, если бы где-то посреди Москвы знакомый полковник из Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения предложил ядерную боеголовку по сходной цене. На продажу шло буквально все, что могло дать навар, что учитывалось и не учитывалось. Армия явно перепутала бизнес с воровством. На одном из складов, например, крупную партию стрелкового оружия взяли по фальшивой накладной, подписанной должностными лицами штаба военного округа.
Конечно, совсем не на коммерческую лихорадку в армии рассчитывал маршал Шапошников, разрабатывая с благословения власти свою легендарную директиву. Евгений Иванович свято верил, что после продажи всего лишнего громадные денежные суммы мощным потоком польются в армейскую казну…
И маршалы бывают наивными.
Интересно было наблюдать, как овладевали смежными специальностями мои друзья-генштабисты. Один тайком приторговывал газовым оружием, другой организовывал доставку картошки и капусты с Украины, третий следил за прохождением вагонов вина из Молдавии — причитающиеся ему 10 процентов от суммы сделки раз в пять были больше должностного оклада, четвертый с утра до вечера обзванивал управления и отделы и предлагал по сходной цене нижегородскую парную свинину…
А многие из тех, кто носил генеральские лампасы и имел очень высокие должности, вершили делишки покруче: в ход шли самолеты и списанные подлодки. Масштабы генеральского бизнеса все чаще уже не помещались в тесных рамках российских границ…
Те же, кому не хватало коммерческой прыти, брали уроки у бывалых. Негласный университет на общественных началах.
В старом здании Генштаба на втором этаже был большой магазин. Там однажды продавались автомобильные радиоприемники — жалкий ширпотреб «желтой сборки», с трудом берущие даже самую сильную московскую волну. По 5400 за штуку. Бывалый учил «зеленых»:
— Берете один приемник по 5000. Идете на Новый Арбат в коммерческую палатку. И сдаете. По 8 за штуку. Лавочник — он лох. Ему все равно, что на вашем коробке с приемником написано вместо «Панасоник» — «Павасоник». Получаете навар 3000. Снова берете свои 5000, добавляете 2 штуки из навара и покупаете уже два приемника. Снова сдаете в лавку и получаете навар уже 6000…
Генштабисты — люди масштабные. Кто-то вскоре подогнал левый «каблучок» и загрузил все «Павасоники», что были в магазине. Тогда некоторые офицеры стали наваривать на кастрюлях-скороварках…
Коммерческий ажиотаж принял такие угрожающие масштабы, что уже через несколько месяцев Кремль приказал Шапошникову директиву отменить. Но в ту золотую пору многие высшие генералы успели воспользоваться благоприятным моментом и сильно укрепили свое материальное состояние за счет армейских средств…
…Вскоре после августа 91-го Ельцин начал готовиться к поездке в Белоруссию. Бывший военный советник бывшего вице-президента полковник Василий Филиппович Изгаршев как-то рассказал мне, что об истинной цели декабрьской поездки в Минск до последнего момента не знал даже Руцкой.
Был тогда один очень странный эпизод, к которому имел непосредственное отношение и Шапошников.
…Декабрь 1991 года. Ельцин уехал в Минск на встречу с руководителями Украины и Белоруссии.
Горбачев испытывал острый дефицит информации об этом событии. Предчувствуя, что за его спиной началась опасная игра, он нервничал, позванивал Шапошникову и спрашивал:
— Что слышно из Минска?
Шапошников утверждал, что тоже не располагает информацией. Президент, очевидно, в это мало верил.
8 декабря вечером Шапошникову позвонил Ельцин. Между ними состоялся такой разговор: