– Борис Николаевич, сядьте, пожалуйста, нельзя вставать.
– Мне надо!
– Мы сейчас приземлимся.
– Что вы мне, понимаешь, указываете?!
Но в этом самолете нет туалета. Он для очень коротких перелетов.
Шасси ударяются о посадочную полосу, включается реверс и самолет, надрывно взревев, тормозит. В иллюминатор видно, что маленький аэропорт погружен во тьму, и только возле небольшого здания горит несколько фонарей. Туда мы и подкатываем. Пилот выходит из своей кабины и выпускает трап. В нашу сторону направляется довольно большая, человек десять, группа встречающих. Они подходят к самолету и выстраиваются полукругом в нескольких метрах от него. На полшага впереди всех улыбающаяся женщина с большим букетом в руках.
Первыми на поле спускаемся мы с Сухановым и Ярошенко, следом выходит Ельцин, за ним – переводчик и все остальные. То, что происходит далее, за гранью разумного…
Сойдя с трапа и оглядевшись, Ельцин отчего-то вдруг резко разворачивается и шагает в сторону, противоположную от стоящих на поле американцев, куда-то за самолет. Встречающие недоуменно переглядываются: что случилось? Кажется, я догадываюсь – что, и от этой догадки по спине бегут леденящие кожу мурашки: только не это! Вероятно, ему кажется, что в тени его не видно, и стоящие на поле не разглядят, как он, пристроившись за шасси, справляет малую нужду. Но на нашу беду, не только видно, но даже слышно. К тому же его выдает ручеек, побежавший из-под самолета в сторону встречающих.
Мы в ужасе. Суханова, похоже, разбил паралич – стоит у трапа с широко открытым ртом и не в силах пошевелиться. Ярошенко шепотом причитает: конец, это конец! Алференко отвернулся, чтоб не видели американцы, и в сердцах плюнул на землю. На лицах степенных янки выражение брезгливого ужаса. Немолодая, но весьма миловидная дама с букетом в руках выглядит так, словно ей на голову посадили отвратительно пахнущего лесного клопа.
А далее происходит еще более невероятное – Ельцин, на ходу застегивая ширинку, выходит из-за самолета и, протянув для приветствия руку, как ни в чем ни бывало направляется к встречающим. Уже ночь, но он почему-то произносит свое неизменное: «Хутен морхен!», чем окончательно добивает даму с цветами. Та издает какой-то хрип, который надо понимать, как приветственное «Welcome!”, и, уклонившись от рукопожатия, сует гостю ставший бессмысленным атрибутом букет цветов.
…Президент Университета имени Хопкинса с супругой и еще несколько профессоров (шокированный происшедшим мэр Балтимора ретировался еще в аэропорту) торопливо прощаются с нами на крыльце резиденции, предназначенной для размещения важных университетских гостей. Алференко с Гаррисоном и переводчиками отправляются спать в комнаты на втором этаже. Мы с Ярошенко селимся на первом. Ельцин с Сухановым занимают большие апартаменты во флигеле.
Очень хочется спать…
В час ночи просыпаемся от полушепота Суханова: ребята, проснитесь! На Льва Евгеньевича невозможно смотреть без жалости: Ельцин требует от него принести чего-нибудь выпить. Идем на помощь – надо постараться убедить шефа этого не делать. Но никакие уговоры – что поздно, что день был тяжелым, что выпито за сегодня и без того уж немало – не действуют. Сидит в костюме на кровати и, обхватив голову руками, покачивается взад-вперед:
– Чта-а! Вы мне, понимаешь, будете указывать?! Я говорю, у меня сейчас голова расколется! Надо снять напряжение!
Он буквально вынуждает Суханова оправиться на поиски спиртного. К несчастью, под лестницей, ведущей на второй этаж, обнаруживается большая кладовка с обилием всевозможных бутылок. Лев Евгеньевич берет с полки красное сухое вино, но шеф требует уже знакомый и полюбившийся ему «Джек Дэниэлс». Садимся за стол – пусть напьемся, но хотя бы ему меньше достанется! – с надеждой, что застолье будет недолгим.
…Где-то около трех часов ночи Ельцин будит Суханова. Зовет таким слабым, умирающим голосом, что у того сердце обрывается от испуга: «Что случилось?! Что с вами?!».
– Плохо мне, – шеф лежит бледный, как полотно, и едва шевелит губами. – Принесите что-нибудь… выпить… виски… мне совсем плохо…
Насмерть перепуганный Суханов снова будит нас с Ярошенко: ребята, что делать? У Виктора припасен пузырек валерьянки.
– А если не согласится?
– Скажите, что спиртного в доме больше нет.
– А валерьянка, думаешь, поможет?
– Да не волнуйтесь вы так! Ему просто надо проспаться, и все будет в порядке.
Тот в ответ подносит палец к губам:
– Тише! Главное, чтоб эти, там наверху, ни о чем не узнали!