Разговор Чубайса с Ельциным стал ключевым событием, приведшим к разрешению кризиса. По словам Анатолия Борисовича, он занял около 25 минут…
Перед ним в кабинет президента зашел Черномырдин, которому Чубайс, по его словам, «популярно объяснил, что будет, если вся власть перейдет к этой троице» Коржакову, Барсукову, Сосковцу (после чего «Степаныч страшно завелся»). Выйдя из кабинета «крайне разгоряченным», он только бросил: «Ну, я ему все сказал…» Было не ясно, сумел ли он в чем-либо убедить Ельцина.
Какие слова нашел Чубайс, чтобы совершить, казалось бы, невозможное побудить президента отправить в отставку человека, к которому долгие годы тот был необычайно привязан? Я имею в виду Коржакова.
Анатолий Куликов, опираясь, понятное дело, на чей-то рассказ (сам он при этом не присутствовал), пишет, что Чубайс поставил Ельцину жесткое условие: «Решайте: либо вы избираетесь на второй срок, либо не избираетесь и остаетесь с ними!» После этого указ был немедленно подписан. Как пишет Куликов, «Ельцин недолго стоял на распутье».
Все обстояло несколько иначе
Сам Чубайс о разговоре с президентом рассказывает несколько иначе.
Спрашиваю его, трудно ли было пробиться к президенту. Хотя можно было бы, наверное, и не спрашивать.
Разумеется, очень трудно. Это был очень драматический момент. В течение нескольких часов он вообще не воспринимал всерьез проблему ареста Евстафьева и Лисовского, говорил, что это какая-то частность, нечего ее обсуждать, ничего страшного тут нет. Я не знаю, что это было непонимание ситуации или что-то другое.
Он ведь говорил, что все сделано правильно, предотвращена кража денег из Белого дома.
Да, совершенно верно.
Но у вас была прямая телефонная связь с ним…
Я специально и поехал из приемной ЛогоВАЗа к себе в кабинет в здании мэрии, чтобы позвонить ему оттуда. Только ради этого.
Он не брал трубку?
Не брал. Но потом взял. Я ему сказал, что нужна срочная встреча.
Он не хотел вас принимать?
Не очень хотел. Но все-таки согласился принять.
Когда вы шли на эту встречу, у вас была уверенность, что Ельцин вас поддержит?
Нет, скорее наоборот.
Наоборот? Было ощущение безнадежности?
Не то что безнадежности. Было ясное ощущение, что это ситуация черно-белая: либо я его убеждаю, либо это будет просто катастрофа с тяжелыми последствиями для страны. Думаю, скорее всего, было бы поражение во втором туре.
Как происходил ваш разговор? Вот вы входите в кабинет Ельцина…
Разговор, естественно, был продуман мной до деталей. Но не только мой разговор. С каждым, кто мог еще до меня хоть что-то сказать президенту по интересующей нас теме и как-то воздействовать на ситуацию, провели соответствующую беседу. Ключевой фигурой тут был Виктор Степанович Черномырдин. Он переговорил с Ельциным непосредственно передо мной. Хотя и коротко. Я как раз его застал на выходе из президентского кабинета. Он был сильно возбужден. Не знаю, какие слова от него услышал Ельцин, мне он лишь бросил: «Ну, я ему все сказал…» И тут же исчез. Деталей своего разговора с президентом я не помню, но он был такой черно-белый. Я бы не сказал, что дело обстояло так: вот я пришел к Ельцину и переубедил его. Я думаю, что, располагая той информацией, которую он уже получил к этому времени, он всю картину достаточно хорошо понимал. Вернее, может быть, не понимал, а чувствовал своим исключительным чутьем. И я со своими словами мог оказаться тут всего лишь последней каплей… Гораздо более тяжелым был мой разговор с Ельциным 18 марта, когда я уговаривал его не распускать Думу и не запрещать КПРФ. Там я попал в ситуацию абсолютного открытого противостояния с ним. Было совершенно очевидно, что он просто не хочет меня видеть, не хочет со мной говорить, не хочет обсуждать эту тему, не хочет слушать моих аргументов… У него все уже сложилось в голове. А когда у него сложится в голове, изменить здесь что-то это, я вам скажу, задача такая, практически невыполнимая. В общем, тогда мне приходилось давать всему делу некий стартовый импульс. Здесь же, повторяю, все было немножко по-другому. Мне казалось, что в результате какого-то внутреннего процесса он уже был подведен к необходимому решению. Мне оставалось лишь доубедить его. Ну, а результат известен.
Анатолий Куликов в своих мемуарах пишет, будто вы «поставили жесткое условие президенту»: «Решайте: либо вы избираетесь на второй срок, либо не избираетесь и остаетесь с ними!» Могло быть такое?
Извините, это полная чушь. Хотел бы я посмотреть на человека, который ставит Ельцину ультиматумы. Во-первых, я не считал, что альтернатива именно такова. Во-вторых, у меня не было ни морального, ни политического права так говорить с президентом. Я ему просто рассказал, что на самом деле произошло. Только и всего.
Пресс-конференция Чубайса
Пресс-конференция Чубайса началась 20 июня в 13-30. Выступление Анатолия Борисовича было исполнено драматизма и победного пафоса (победа одержана только что, еще и напряжение не прошло, еще чувства не остыли). Оратор сразу же поставил точку над i: сказал, что «попытка ареста двух ключевых членов избирательного штаба Ельцина» это «завершающая стадия достаточно длительной и тяжелой борьбы борьбы между той частью ельцинской администрации, которая работала на победу Ельцина в демократических выборах, и той, которая предпочитала выход на силовые решения». Лидерами первой были «господа Сосковец, Коржаков, Барсуков» (именно в такой последовательности).
По словам Чубайса, то, что это группа «возлагала свои надежды на силовые варианты решения выборных задач в России», в последнее время проявлялось многократно, начиная с того момента, как в феврале текущего года «эта команда была отстранена Ельциным от руководства избирательной кампанией (здесь Анатолий Борисович допустил некоторую неточность на самом деле она была отстранена 19 марта. – О.М.)». Чубайс тут сослался на хорошо известный факт «некоторые из членов этой команды (прежде всего тут подразумевался, естественно, Коржаков. О.М.) проговаривались и прямо говорили о том, что выборы в России надо переносить».
Чубайс пояснил, почему, по его мнению, «критический момент» для упомянутой троицы, подтолкнувший ее к решительным действиям, наступил именно после первого тура выборов. Во-первых, победа Ельцина в первом туре делала почти бессмысленными попытки «перевода ситуации в силовое русло». Почти, но не совсем. Вот если еще немного промедлить, тогда действительно будет поздно. Во-вторых, после того как Ельцин назначил генерала Лебедя секретарем Совета безопасности и приступил к «обновлению руководителей силовых структур», для «господ Коржакова, Барсукова и их духовного отца господина Сосковца» (так и прилепилось с тех пор к Сосковцу это определение «духовный отец», как когда-то к Шепилову «примкнувший к ним…») стало очевидно, что «надежд на сохранение их во власти без силовых решений не существует». Именно поэтому они «сфабриковали безумную провокацию, арестовали двух ключевых членов команды президента, работавших на выборы».
Ситуация, как сказал Чубайс, развивалась непросто, но итог час назад подвел президент Ельцин, приняв решение об увольнении «господина Сосковца, господина Коржакова и господина Барсукова» с занимаемых ими постов.
Во время своего выступления и вообще в те победные часы Чубайс неоднократно с великой похвалой и признательностью отзывался о действиях генерала Лебедя во время только что разрешившегося кризиса.
Я бы особо отметил, сказал он во вступительном слове на пресс-конференции, роль, которую сыграл в этом процессе вновь назначенный секретарь Совета безопасности Лебедь, который своей жесткостью, твердостью, способностью ясно и последовательно отстаивать те цели, которые изложены в его программе под названием «Правда и порядок», оказал важную поддержку Борису Ельцину в ключевой для него момент. По сути дела, мы с вами стали свидетелями того, как вновь образованный политический союз не просто подтвердил свою работоспособность, а доказал, что именно в рамках этого союза российские власти способны преодолевать самые тяжелые, самые опасные кризисы власти на любых уровнях. В моем представлении, три дня назад, когда Борис Ельцин назначил Лебедя секретарем Совета безопасности, БЫЛ ВБИТ ПОСЛЕДНИЙ ГВОЗДЬ В КРЫШКУ ГРОБА ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО КОММУНИЗМА (выделено мной. О.М.). Сегодня ночью и днем, когда Борис Ельцин принял решение об увольнении господ Сосковца, Барсукова и Коржакова, был вбит последний гвоздь в крышку гроба иллюзий по поводу военного переворота в российском государстве.