– Я – А. Н. (то есть Медведев – Александру Николаевичу Яковлеву. – О.М.): «Оказывается, есть и левее нас, это хорошо (в нынешней терминологии – правее, либеральнее. – О. М.)»
– А. Н. – мне: «Хорошо, но я почувствовал какое-то позерство, чего не люблю».
– Я – А. Н.: «Может быть, но такова роль».
– А. Н. – мне: «Отставать – ужасно, забегать – разрушительно».
«Ельцин забегает вперед» – таково, как видим, было мнение даже самых либерально настроенных людей в партийном руководстве, к которым, без сомнения принадлежал и Александр Николаевич Яковлев, один из авторов перестройки.
Отрицательно, как видим, отнесся к выступлению Ельцина и Горбачев. На этом заседании Политбюро, 19 января 1987 года, по существу, состоялось первое, пока не очень явное, «пристрелочное», столкновение между ними – уже на новом, «принципиальном», этапе (их прежние, мелкие стычки я не беру в расчет).
В общем-то, Ельцин получил не Бог весть какой строгий, с постоянными оговорками о поддержке, «втык» от начальника, но он буквально потряс Ельцина.
В своих воспоминаниях, давая общую оценку работе Ельцина в Москве, Медведев разъясняет, какие, собственно говоря, были претензии к московскому градоначальнику; при этом как бы старается быть объективным:
«Приход Ельцина к руководству в столице кардинально изменил обстановку в ней. Москва превратилась из зоны, свободной от критики в зону насыщенной, концентрированной критики, и тон в ней задавал первый секретарь. НАЧАЛАСЬ ЯРОСТНАЯ БОРЬБА С ЗАСТОЕМ, ПРИВИЛЕГИЯМИ, С НАРУШЕНИЯМИ ДИСЦИПЛИНЫ, МАССОВАЯ ЗАМЕНА КАДРОВ (выделено мной. – О.М.) Но положение дел в городе в жилищно-коммунальном хозяйстве, на транспорте, в торговле, в поддержании порядка менялось очень медленно. Начали сказываться и перехлесты в кадровой политике (вот оно – «перехлесты», «перетряска»! – О.М.) Такая информация доходила до руководства ЦК, вызывая определенную озабоченность – ведь столица есть столица. Какое-то внутреннее беспокойство и настороженность проявилась у московского руководителя».
Из этого пассажа прекрасно видно, в чем была суть нараставшего конфликта между Ельциным и горбачевским Политбюро. Ельцин бился, как рыба об лед, стараясь решительным образом улучшить положение дел в Москве, уповая на борьбу «с застоем, привилегиями, с нарушениями дисциплины, массовую замену кадров». Но решительно все изменить в одном городе, хотя бы и в столице, было невозможно, не меняя всё в стране в целом. Ельцин пока этого как бы не понимал, обвинял высшее партийное начальство, Политбюро, косвенно – и самого Горбачева в том, что они недостаточно его поддерживают – в этом, дескать, все дело; вот если бы поддерживали по-настоящему… Высших же партийных начальников раздражало, что Ельцин «бежит впереди паровоза», навязывает слишком быстрый темп движения, прибегает к «перетряске кадров» – к этому они вообще не привыкли.
Тем не менее, Медведев уверяет, что скрытая перепалка, возникшая между Ельциным и Горбачевым, «не выходила за пределы нормальных дискуссий в Политбюро».
Однако Ельцин, как уже сказано, воспринял реакцию Горбачева крайне болезненно. Возможно, рассчитывал совсем на другую. Когда все разошлись, он остался сидеть в своем кресле, не скрывая своих переживаний. По свидетельству Медведева, пришлось даже вызывать врача, но его помощь, вроде бы не потребовалась…
Перемены в Ельцине заметили и в семье. Татьяна Юмашева (в ответ на мои вопросы, декабрь 2012 года):
– Было видно, что его энтузиазм и его позитивный настрой убывают. Он приходил домой расстроенный, раньше – просто усталый, а теперь, нередко, как будто разбитый. Особенно по четвергам, когда заседало Политбюро. Наверное, это я могу предполагать, в этот момент начались его конфликты с Лигачевым. И он не видел уже поддержки Горбачева.
Если вернуться к вызову врача после заседания Политбюро, это, конечно, удивительное качество Ельцина – его «тонкокожесть», ранимость, вроде бы неожиданная при его «брутальной» внешности, манере поведения. Это его качество будет не однажды проявляться, особенно в тот, начальный период нелегкой политической борьбы, которую он затеял. Наверное, у многих наблюдавших тогда за ним возникал вопрос: выдержит ли? Возможно, он и сам себя спрашивал: выдержу ли? Чем объяснить этот парадокс, такой контраст между внешним вроде бы вполне бойцовским обликом и неожиданно обнаруживающейся как бы малой способностью «держать удар»? Спрашиваю об этом Татьяну Юмашеву.