А в чем, собственно, проявилась эта несостоятельность? Никаких доказательств тому не приводится. Слова, слова, слова…
Слова генсека, разумеется, охотно были подхвачены всеми участниками заседания. И пошло-поехало, на голову Ельцина обрушился бурный поток обвинений и поношений: «Не могу считать случайностью или ошибкой поведение товарища Ельцина на пленуме ЦК. Это была далеко не ошибка, а рассчитанный, в том числе и по времени, удар в спину Центрального Комитета партии и его Политбюро… Поступок товарища Ельцина – это откровенный авантюризм…», «Такая выходка, иначе не назовешь, не случайна, она вытекает из стиля работы товарища Ельцина…», «Действия Бориса Николаевича следует рассматривать как подножку делу перестройки, подножку всем москвичам…», «Даже бросить тень сомнения, что у москвичей может быть какая-то иная позиция, чем позиция ЦК, – это кощунство (во как! – О.М.) Это огромное, если угодно, партийное преступление, иначе нельзя квалифицировать…», «Заявление, которое было сделано товарищем Ельциным, фактически сыграло на руку противникам. Цитируют и берут в качестве знамени…», «Кадровая чехарда, которая происходила в нашей организации, нелепа, она не на пользу перестройке… Михаил Сергеевич, члены Политбюро, мы всегда были, есть и будем помощниками партии…», «Самовозвышение, авторитарный стиль работы, нежелание считаться с товарищами по партии, на мой взгляд, и привели к вызывающему поведению товарища Ельцина на Пленуме Центрального Комитета партии…»
Такое вот групповое… избиение человека, осмелившегося выйти с критикой на высокую партийную трибуну. При этом, надо сказать, почти никто из выступающих, за исключением нескольких человек, на пленуме ЦК не был, но… Как говорится, Пастернака не читал, но – не нравится!
Раз или два, правда, прорвались все же голоса, что не такой уж и плохой Ельцин. «Он работал много, самоотверженно, творчески, его работа оказывала заметное влияние на работу городской партийной организации…», «Есть у товарища Ельцина положительные качества. Это и явилось основанием того, что он стал первым секретарем обкома партии в Свердловске…»
Но эти немногие добрые слова тонули в океане помоев, которыми обливали Ельцина. Да и сам человек, который их произносил, тут же как бы спохватывался – что это я! – и тут же вливался в общую струю поношения отступника.
Самым удивительным опять-таки было, что Ельцин и тут даже не предпринял попытки отстоять свою критическую позицию. Правда, как он пишет, состояние его было таково, что он вообще плохо воспринимал происходящее. Однако его выступление, как оно было опубликовано в газетах («Правде», «Московской правде») – вполне логичное, гладкое, «причесанное». Не несущее в себе никаких следов плохого самочувствия оратора. Вот как оно выглядело в «Московской правде»:
«Я думаю, нет необходимости давать здесь себе оценку, поскольку мой поступок просто непредсказуем. Я и сегодня, и на Пленуме Центрального Комитета, и на Политбюро, и на бюро горкома, и на нынешнем пленуме много выслушал того, что я не выслушал за всю свою жизнь. Может быть, это и явилось в какой-то степени причиной того, что произошло.
Я только хочу здесь твердо заверить и сказать, Михаил Сергеевич, вам и членам Политбюро и секретарям ЦК, здесь присутствующим, и членам горкома партии, всем тем, кто сегодня на пленуме горкома, первое: я честное партийное слово даю, конечно, никаких умыслов я не имел, и политической направленности в моем выступлении не было.
Второе: я согласен с той критикой, которая была высказана. Наверное, товарищ Елисеев сказал правильно – если бы это было раньше, то было бы на пользу (Елисеев – летчик-космонавт, в то время ректор МВТУ имени Баумана. – О.М.)
Я должен сказать, что я верю, убежден по-партийному абсолютно твердо в генеральную линию партии и в решения XXVII съезда. Я абсолютно убежден в перестройке и в том, что как бы она трудно ни шла, она все равно победит. Другое дело, что она, и в этом иногда у нас действительно бывают разные нюансы оценок, и по разным регионам, и даже по разным организациям идет по-разному. Но, конечно, я в перестройку верю, и здесь не может быть никаких сомнений. Я перед вами, коммунистами, проработавшими два года вместе в партийной организации, заявляю абсолютно честно. И любой мой поступок, который будет противоречить этому моему заявлению, конечно, должен будет привести к исключению из партии.