— Да. Жирных? — в полных блаженства змеиных глазах начало появляться нечто осмысленное.
— Дай в морду Даллапу. Живее! Он обязан очухаться.
Суккуб послушно направилась к рыдающему мужчине. Она сумела даже подняться с четверенек. Ударила. Только пощечина вышла слабенькая, почти детская.
— Врежь! По-настоящему, — простонала в отчаянии Катрин. Под пальцами булькало. От умоляющего взгляда Ингерн некуда было деться.
Блоод махнула рукой. Даллап охнул и невольно отдернул от лица ладони, на которых остались глубокие царапины. Коготки у суккуба были острее стали.
Ветеран, всхлипывая, уставился на девушек.
— Даллап, плаксивая скотина, сейчас подведешь сюда телегу. И только попробуй копаться. Если Ингерн умрет, клянусь — я уложу тебя с ней рядом, истеричка ты гимназическая!
Мужчина побрел к телеге.
— Живее, урод! — подхлестнула его Катрин. — Блоод, ко мне! Ты же у нас спец по кровопусканию. Так вот, эта кровь выливаться не должна. Держи руку Ингерн — палец вместо пробки. И делай все, что угодно, лишь бы кровь остановилась.
— Я умираю? — прохрипела Ингерн, — её губы окрасились розовым.
— Держи себя крепче и не умрешь, — прорычала Катрин.
Ее скользкие пальцы уступили место когтистым ладошкам суккуба. На миг кровь плеснула фонтанчиком. Но острые пальчики Блоод тут же превратили его в вялый ручей. Зажимать рану пальцами, конечно, занятие безнадежное. Насколько помнила Катрин, экстермед учит бойцов спецназа, действуя подобным образом, попытаться дотянуть до прибытия профессиональной медицинской помощи. Только где она, профессиональная медпомощь? Да и там выживают с такими ранениями лишь чудом…
Даллап, путаясь в собственных ногах, подвел телегу. Катрин сходу отвесила мужчине пинок:
— Шевелись, сука! Мы одни должны ее спасать?
Ветеран, похоже, не слишком и почувствовал удар. Все бормотал что-то трогательно-сопливое.
«Сейчас он окончательно спятит, тогда и мне останется только сесть и заплакать», — с ужасом осознала Катрин, торопливо очищая место на телеге.
— Берем. Бло, не отвлекайся.
Ингерн тоненько застонала, когда ее подняли на телегу. Сосредоточенная суккуб, ни на мгновение не отпускающая рану, полусела-полулегла рядом со служанкой.
— Даллап, езжай быстро, но так, чтобы не трясло. И не говори мне, что так не получится. Убью. Пошел!
Ветеран покорно шевельнул вожжами. Телега тронулась.
Катрин выдернула глефу из спины трупа. Подбежала к недоеденному «компаньону» Блоод. Разбойник слабо двигал ногами. Безумно белели белки закатившихся глаз. На грязных штанах в районе паха красовалось влажное пятно. Ну, хоть кто-то получил удовольствие от этой встречи…
Катрин, сдерживаясь, вполсилы двинула ногой по бородатой роже. Глаза мужика слегка прояснились.
— Не убивай, — пробормотал он с идиотской улыбкой.
— Не буду, — успокоила его Катрин. — Ты из деревни?
— Да. Не бей меня, а?
— Конечно, я тебе сейчас освежающий минет сделаю. Передашь своим старшим, что я жду их здесь через три дня. А чтобы ты не забыл, давай-ка свои ручонки шаловливые.
Девушка прижала коленом бессильные руки, выхватила нож…
Мужчина взвыл, лишившись одним махом обоих больших пальцев. Не зря агент САЕ на Базе средневековые обычаи изучала — известная мера, применяемая к древним военнопленным. Гуманная. Лук ему больше не натягивать, но жрать самостоятельно еще сможет научиться.
— Сунь в угли, кровь остановится, — посоветовала Катрин. — Впрочем, сдохнешь — плакать не буду. Оставляю тебе яйца исключительно для того, чтобы мог доковылять до своей вшивой деревушки. Если ваши главные через три дня сюда не заявятся, кастрирую всех подряд, а прижигать вавки будете на углях своих дерьмовых лачуг. Усвоил?
Искалеченный насильник прорыдал нечто утвердительное.
Катрин свистнула, подзывая коня. Вороной, обиженный тем, что его бросили одного в лесу, только фыркнул и демонстративно отошел. Девушка двинулась к вышколенному суккубом гнедому. Конь неохотно позволил подобрать повод. Катрин поднялась в седло.
— Не будь дурнем. Нашел время обижаться, — сказала шпионка своему Вороному. — Бери скакуна Даллапа и давайте следом. Добровольно не вернешься — пущу на колбасу.
Катрин догнала остальных у склона прибрежного холма. Телега двигалась, но дело было плохо. Ингерн лежала бледная, как мел, зато рукава рубашки суккуба по локоть пропитались кровью.
— Быстрее, Даллап, — сказала Катрин.
— Трясти будет. Она умирает. Зачем мучить? — безразлично пробормотал мужчина.