Катрин, без стеснения действуя локтями и коленями, протиснулась вперед. Жители Нового Конгера воров отчего-то принципиально не любили. Со всех сторон раздавались цветастые ругательства и проклятия. Приморская сочность придавала выражениям особый колорит и в другое время шпионка наверняка не замедлила бы взять отдельные словосочетания на заметку, дабы обогатить собственный лексикон.
Сейчас Катрин интересовало иное. Она не без труда отодвинула с пути вонючего мясника…
Воришка застыл на куче скользких отбросов, прижавшись к рыночной стене спиной. Босые ступни по щиколотку увязли в месиве гниющих фруктов, свекольной ботвы и рыбьих костей. Незавидное место для финальной схватки. То, что мальчишка не собирался смиренно отдавать свою жизнь, было очевидно. Узкий нож был зажат обратным хватом в опущенной руке. Держал сопляк своё жалкое оружие достаточно умело. Не пугал, действительно собирался кому-нибудь пустить кровь перед собственной смертью…
Рыночный люд тоже почувствовал настрой загнанного в угол крысеныша. Никто не стремился первым лезть на помойную кучу и рисковать накоротке познакомиться с узким, на вид весьма острым, лезвием.
Вперед протолкался горшечник, вооруженный тележной осью:
— Попался, фитиль гнойный! Я тебя на шкуры продам, щенок ссыкучий! Твоя мать и твои свинячьи сестры за всю поганую жизнь своими плоскими бурдюками столько не заработали, на сколько ты мне сейчас товару испортил. Сгниешь в ошейнике!
— Сам мне наденешь? — воришка оскалился. Солидная часть зубов у него отсутствовала, но и с этим изъяном гримаса выглядела крайне впечатляющей.
— Огрызок лягушачий! — выругался горшечник, невольно отшатнувшись.
Загнанный вор был страшен. Сквозь его спутанные серые волосы яростно сверкал единственный глаз. Второе око было выбито ударом чего-то жутко тяжелого и корявого. Словно сучковатым бревном-дубиной врезали. Бесформенные шрамы ветвились по левой стороне физиономии, щека зияла отвратительными дырами и вмятинами. Обрывок губы обнажал сломанные пеньки зубов, нос походил на смятую картофелину. На левый глаз — вернее, на красную дыру на его месте, — вообще смотреть было невозможно.
Горшечник был прав, этакую рожу не рискнут приставить и дерьмо таскать. Даже бесплатно. Кому такой полударк кошмарно-уникальный в ошейнике нужен?
— Обсосок никчемный, — прорычал лишившийся последних надежд на возмещение убытков горшечник. — Бейте его люди всмерть, хоть одной вороватой крысой меньше будет!
Камни и палки полетели в скорчившуюся на отбросах жертву. От нескольких камней парень умудрился увернуться. Потом чурбан попал ему в плечо, комок навоза угодил в ухо. Мальчишка молчал.
— Стоп! — заорала Катрин. — Почему без суда?! Порядка не знаете, недодраная гильдия?! Самоуправство учиняете? Где стража?
— Какая еще стража? — завопил взбешенный лавочник, — Дармоеды! Мы сами себе стража! И не лезьте не в свое дело, леди. Еще штаны, извиняюсь, натянула, а туда же, законы соблюдать. Забьем ублюдка свинячьего, да и дело с концом!
Ему ответили одобрительным воем и свистом. Град камней возобновился.
— Стоять! Молчать! — Катрин орала так, что у самой уши закладывало. — Суд вам не нужен?! Вот значит как?! Кто здесь себя городской властью считает? Может вам и королевская власть надоела?! Кто властью недоволен? А ну, вперед вышли! Возомнили себе, торгаши грошовые, быдловатая коммерция! Власть им не нужна, а стража для них вообще дармоеды! Бунтовать вздумали?! Анархисты! Где стража?!
Пыл толпы несколько поугас.
— Чего, девка, лезешь? — прорычал горшечник. — Понаехали тут…
— Пасть захлопнул! С благородной леди разговариваешь, керамист малокультурный. В 'обезьяннике' париться захотел, спекулянтова рожа?!
Малопонятные выражения, как всегда, произвели должное впечатление, и толпа начала редеть. К центру событий проталкивались трое стражников.
— Так, свидетели сюда, — провозгласила Катрин. — Сейчас показания записывать будем…
В пределах досягаемости моментально остался один горшечник да еще какой-то старикан-тугодум.