Она грациозно вскочила с дивана и принялась натягивать платье.
— Немедленно отвернись! — потребовала она. — Я не могу перечить воле батюшки, но выходить за этого фанфарона тоже не собираюсь. Когда он осыпал меня комплиментами, я ясно дала ему это понять… Помоги затянуть корсет!
Я безропотно исполнил ее приказание, отметив про себя, что процесс развязывания почему-то всегда сложнее, хотя, безусловно, гораздо приятнее. Лаура повертелась перед высоким, в человеческий рост, зеркалом, стоявшим в углу комнаты, осталась довольна и повернулась ко мне:
— Ну что ты стоишь, как соляной столб, Диего? Одевайся! Ты же проводишь меня?
Прекрасные глаза моей возлюбленной на мгновение затуманились.
— Но постой… перед тем как мы расстанемся, я хочу сделать тебе один подарок…
В руках у нее оказалась маленькая ладанка из потертой коричневой кожи.
— Носи это в память обо мне… только обещай, что обязательно будешь носить! — И она, привстав на цыпочки, повесила ладанку мне на шею. — Ой, а что это у тебя на плече?
Поразительные существа — женщины. Я уже два часа был облачен в один лишь костюм Адама, но Лаура обратила внимание на рану только сейчас.
— Пустяки, — отмахнулся я, наклоняясь за рубашкой.
Девушка тут же подбежала ко мне и, ахая, принялась рассматривать полученную в утренней схватке царапину.
— Почему ты ничего не сказал мне, Диего? Ты ранен? Ты дрался на дуэли, да? Из-за какой-то девки?
Перепады настроения моей любимой сделали бы честь переменчивому осеннему морю. Только что она искренне переживала за мою рану, а теперь была готова вцепиться мне в лицо, приревновав к выдуманной сопернице.
— Нет, — неохотно ответил я, — просто утром на меня напали какие-то негодяи. Я их убил, так что беспокоиться уже не о чем…
Но Лауру мой честный ответ нисколько не удовлетворил.
— Что за негодяи? И что им было от тебя нужно? И где они напали на тебя — на дороге?
— Почему на дороге? — удивился я и только тут запоздало вспомнил, что хозяин гостиницы уверял Лауру, будто я скакал к ней весь день и всю ночь. — Ах да, можно и так сказать… в общем, на постоялом дворе.
Про мельницу старика Хорхе я предпочел не упоминать, потому что Лауре вполне могло быть известно про трех дочерей мельника.
— Так это были наемные убийцы? — не отставала любознательная девушка. Одно слово — дочь судьи. — А кто их послал?
— Откуда же я знаю? Я, видишь ли, расправился с ними прежде, чем они успели представиться. Могу лишь предположить, что у меня появился влиятельный и богатый недруг…
И тут Лаура побледнела так, что я даже испугался — не упадет ли она в обморок. Румянец совсем пропал с ее лица, кожа стала белее алебастра, одни только глаза по-прежнему лучились ярко-синим.
— Ох, Диего, — прошептала она, — прости меня, это я во всем виновата…
Я был настолько глуп, что расхохотался в ответ на эти исполненные раскаяния слова:
— Ты? Сердечко мое, так это ты заплатила наемным убийцам, чтобы они зарезали меня во сне? Какое коварство!
Но Лаура не поддержала шутки. Вместо этого она вдруг опустилась передо мной на колени и крепко обняла мои ноги.
— Я выдала нас, любимый… Когда дон Альварес спросил меня, почему я не хочу выйти за него замуж, я намекнула, что мое сердце отдано другому. А когда он прямо спросил, есть ли у меня жених, я так красноречиво опустила ресницы, что он, конечно же, все понял…
— По-твоему, этого достаточно, чтобы подослать ко мне головорезов? — усмехнулся я, поднимая ее и усаживая на диван. — Ты же не назвала ему мое имя, а граф де ла Торре не пророк и не ясновидящий…
— Зато он богач, — вздохнула Лаура. — А моя дуэнья Антонилла — жадная и корыстная тетка. Я уверена, что за пару дублонов она без всякого сожаления продала бы родную мать, если бы только кто-то изъявил желание ее купить. После того как я по своей глупости вселила в сердце графа подозрения, он наверняка обратился к сеньоре Антонилле, справедливо предполагая, что ей известно о моих личных делах достаточно много. А эта продажная душонка за пригоршню золотых шепнула графу твое имя… Вот и получается, что убийц к тебе, мой любимый, послала я…
Надо признать, в словах Лауры был смысл. Я с самого утра ломал себе голову над тем, кто из моих знакомых подходит на роль загадочного недоброжелателя, достаточно богатого, чтобы заплатить убийцам, и достаточно трусливого, чтобы не бросить мне вызов лично, и так ничего и не придумал. Между тем Альварес де ла Торре, о котором я, разумеется, даже не вспомнил, подходил на эту роль идеально: правда, трусом его назвать было сложно, зато из-за своей чрезмерной гордыни он мог просто побрезговать лично убирать с дороги такую мелочь, как я.