Одно из таких чудес произошло с нашим преподавателем теологии, фра Луисом де Леон. Кто-то донес, что он переводит Библию на кастильский. Профессора не арестовали, а вызвали на суд повесткой. У него было время, чтобы убежать, но он отважно явился на заседание Супремы[9] и с блеском разбил все выдвинутые против него обвинения. Тем не менее его держали в тюрьме Вальядолида долгих пять лет; все эти пять лет он не признавал вины, выступая в роли собственного адвоката, и в конце концов добился оправдания и освобождения. Когда его бросили в застенки, я был еще подростком, но я присутствовал в аудитории в тот час, когда похудевший и бледный фра Луис взошел на кафедру и, словно и не было этих пяти лет, объявил: «Итак, в прошлый раз мы остановились на проблеме единой сущности у Аристотеля».
Таким образом, даже мы, беспечные школяры, хорошо представляли себе, что где-то поблизости наблюдает за нами некая ужасная могущественная сила, способная в любой момент положить конец нашей вольной жизни. Но отвлеченное знание — это одно, а встреча лицом к лицу с посланцами этой силы — совсем другое.
Мой разум изо всех сил сопротивлялся мысли о том, что люди на улице пришли за мной; в конце концов, в доме находились еще Тереса и старая ведьма Анхела Хуарес — последняя, по-моему, должна была куда больше интересовать святую инквизицию. Но время шло, драгоценные секунды протекали сквозь пальцы, как песок на морском берегу, и, пока я торчал у окна, превратившись в соляной столб, по лестнице загрохотали тяжелые шаги.
Тут оцепенение спало с меня, словно закончилось действие чьих-то злых чар. Я принялся лихорадочно натягивать сапоги, которые так опрометчиво снял за минуту до этого. Бросился к двери, чтобы задвинуть засов…
Не успел. Дверь распахнулась у меня перед носом. В комнату вломились двое крепко сбитых стражников в плащах, накинутых поверх доспехов. От них разило чесноком и потом, и эта смесь сбивала с ног не хуже удара одетого в стальную перчатку кулака.
Впрочем, удар кулака тоже не заставил себя ждать: один из них тут же саданул меня в живот, и, хотя я успел напрячь мышцы, мне показалось, что из меня выбили весь воздух. Второй громила ловко заломил мне руку за спину, вывернув запястье так, что я едва не стукнулся лбом о пол.
В таком плачевном состоянии — вынужденно склонившись едва ли не до земли и безуспешно пытаясь вздохнуть — я встретил человека, который спустя некоторое время появился на пороге моей комнаты.
— Диего Гарсия де Алькорон? — поинтересовался человек неприятным гнусавым голосом. Лица я его не видел, поскольку вынужден был разглядывать носки его сапог, но то, как он произносил слова, наводило на мысль о сломанном носе или, во всяком случае, тех наростах в ноздрях, которые лекари называют «полипами».
— Х — р- р, — утвердительно прохрипел я. На более вразумительный ответ в тот момент я был не способен. Но его, видимо, и такое признание удовлетворило.
— Огня! — приказал он отрывисто. — Я должен убедиться лично!
Вслед за этим чья-то сильная рука схватила меня за волосы и резко вздернула мою голову вверх. Не в меру ретивый стражник сунул факел почти что мне в лицо — брови мне опалило жаром.
— Не так близко, болван, — хрюкнул мой непрошеный гость.
Факел отодвинулся, и я наконец получил возможность рассмотреть лицо гнусавого. Сказать, что в этом лице было хоть что-то привлекательное, означало бы погрешить против истины. Оно было узким, худым, с ввалившимися желтыми щеками и острым, как бритва, носом. Темные глаза под клочковатыми нависшими бровями горели фанатичным огнем.
Первой моей мыслью при виде этого малопривлекательного сеньора было: «Ну ничего себе!» Обладатель этих густых бровей и похожего на острие копья подбородка был мне знаком. Года два назад этот человек проезжал через центральную площадь Саламанки в сопровождении отряда вооруженной охраны, и горожане расступались перед ним, прижимаясь к стенам домов и прячась под тень крытых галерей. Ибо это был сам Диего Родригес Лусеро, правая рука великого инквизитора Хименеса де Сиснероса. Его, однако, редко называли по имени — слишком уж крепко привязалось к нему прозвище Эль Тенебреро, что значит «Носитель Тьмы».
9
Супрема, или Консеха де ла Супрема, — центральный инквизиционный совет, располагавшийся в Вальядолиде (столица Испании с 1492 по 1561 г.).