Сеня никогда особо углубленным знанием иностранных языков не обладал, но понять десяток слов по-английски был в состоянии. После недолгих переговоров ему удалось-таки выяснить, что трое иностранцев приехали к нам на какую-то историческую выставку, приуроченную к празднованию Дня города. Вместе с экскурсионной группой они отправились осматривать местные достопримечательности да умудрились потеряться. Теперь им страшно хотелось попасть к тому самому музею, где проходила выставка и откуда их должны были доставить к месту проживания, в гостиницу «Славянка», которую потерявшиеся туристы упорно называли «Цлафанка».
Пока Сеня выяснял все обстоятельства происшествия с одним из мужчин на смешанном русско-английском диалекте, единственная женщина в числе подозрительных личностей решила снять нас вместе с Рабиновичем при помощи фотоаппарата с чудовищно мощной фотовспышкой. Меня-то реакция не подводит, а вот Сеня глаза прикрыть не успел. И пока он промаргивался, я ясно видел написанные у него на лице сомнения – а не экспроприировать ли вышеуказанную фотокамеру за несанкционированные съемки сотрудника милиции, находящегося при исполнении служебных обязанностей?
К счастью для туристов, Сеня был не настолько зол, чтобы заняться экспроприациями, и камера вместе с пленкой остались у владелицы. Мы торжественно проводили туристов до краеведческого музея, где кроме автобуса и толпившихся вокруг него остальных членов туристической группы больше никого не было. Надо ли говорить, что радости нашедших друг друга иностранцев не было предела? Они так вопили и столько раз хлопали друг друга по спине, что мне показалось, будто эту троицу мы вернули ну если не с того света, то из ГУЛАГа точно. А их экскурсовод, выглядевшая смертельно-зеленой перед тем, как мы привели к ней «заблудшие души», бросилась целовать Рабиновича.
Честно говоря, в людских самках, то бишь женщинах, я не сильно разбираюсь. По размерам, запаху и манере движения одну от другой отличить, конечно, могу, но почему одну считают красивой, а другую дурнушкой – для меня темный лес! По-моему, главной должна быть физиология, а всё остальное неважно. Однако люди почему-то так не считают, и судя по тому, как в счастливой гримасе расплылась морда моего хозяина, девушку-экскурсовода он лично считал красивой.
– Ой, прямо не знаю, как вас благодарить! – лопотала девица, не отрывая от Сени влюбленных глаз. – Я уже и не знала, что мне делать. Не приведи вы их, меня бы точно с работы уволили. Да и сейчас, если начальство узнает о случившемся, неприятностей не оберешься.
– А вы не волнуйтесь, девушка, – солидно ответил мой Сеня. – Давайте завтра встретимся, и вы мне расскажете, не было ли неприятностей на работе. А я, если что, сразу пойду к вашему начальству и заявлю, что вы после пропажи туристов сделали всё правильно. Мгновенно оповестили власти, и нам тут же удалось их найти.
– Ой, не знаю, удобно ли будет вас от работы отвлекать, – потупилась девица.
– Да что вы! Помогать людям и есть моя работа, – надувшись от чувства собственного достоинства, заявил мой хозяин.
Да ты арапа тут хотя бы при мне не заливай! Тоже нашелся рыцарь без страха и упрека. Знаю я, в чем ты ей помочь хочешь! А то она без тебя до нижнего белья раздеться не сможет.
– Фу, Мурзик, – рявкнул на меня хозяин (вот и попробуй поговори с ним!), а затем вновь посмотрел на девицу. – Ну так что? В котором часу вам будет удобно со мной встретиться?
– Давайте в обед, если вам удобно, – окончательно смутилась барышня и, договорившись с Рабиновичем о месте завтрашней встречи, помчалась к туристам.
Те, видимо, совсем от счастья офонарели и все до единого во что бы то ни стало хотели сфотографироваться вместе со мной и Рабиновичем. При этом каждая сволочь начала тянуть свои жирные лапы к моей голове. Я и так страшно не люблю, когда об меня руки вытирают, делая вид, что я эти поглаживания должен с выражением огромного счастья и безмерной признательности принимать, а когда такое несколько человек одновременно пытаются сделать, так и вовсе в неистовство впадаю. Вот и сейчас, был бы без намордника, точно кому-нибудь палец бы откусил. И это – минимум! А так пришлось просто зарычать на туристов. Но и этого было вполне достаточно. Тот наивный пузан в очках, который ко мне руку тянул, когда я рыкнул, так в сторону отскочил, будто я в него из гаубицы картечью пальнул. Да и с остальных панибратские замашки словно ветром сдуло.
– Вы объясните им, что у меня пес страшно не любит, когда его посторонние люди, особенно иностранные граждане, по голове гладят, – тут же обратился к экскурсоводу Сеня.
– Ой, какой он умный, – восхитилась девушка. – А мне он разрешит себя погладить?
Ща-аз! А кошачий хвост тебе не воротник? Может быть, тебе еще разрешить меня за брюхо почесать и уши подергать?!
– Фу, Мурзик, – снова рявкнул на меня Рабинович.
– Мурзик? – удивилась девица. – Какое необычное для собачки имя…
Ну, если Сенины симпатии эта швабра двуногая еще как-то завоевала, то на мои, особенно после «собачки», точно могла не рассчитывать. Я, конечно, понимал, что со мной Рабинович сделает, но твердо пообещал себе, что ежели эта девица каким-то образом окажется у нас в гостях, пару десятков способов испортить ей вечер я придумаю и непременно воплощу их в жизнь. Сеня, видимо, прочитав мои мысли на моей же морде, погрозил пальцем и милостиво разрешил девице меня погладить. Так и подмывало позлее рявкнуть на нее, чтобы она метра на два назад отлетела, но делать я этого не стал – решил усыпить бдительность девицы для будущей мести. И даже хвостом, изображая удовольствие, пару раз махнул. От этого моего демарша Сеня оторопел и покачал растерянно головой. Дескать, последний раз своего пса, виляющего хвостом, видел тогда, когда тот в Древней Греции с дриадой играл, но вслух об этом говорить, естественно, не стал, чтобы девушка его за сумасшедшего не приняла. Вместо этого Сеня расплылся в улыбке.
– Видите, вы ему понравились, – тоном человека, делающего незаслуженный комплимент, произнес он. – Если честно, давно не видел, чтобы Мурзик на ласки так реагировал.
– А вы мне расскажете, почему его Мурзиком зовут? – поинтересовалась девица.
– Завтра во время нашей встречи и расскажу, – уклонился от ответа Сеня.
Экскурсовод спорить не стала, тем более потому, что к ней кто-то из туристов подошел и затараторил что-то по-английски. Оказалось, что иностранцы всё еще хотят всей группой сфотографироваться вместе с нами, и Рабиновичу, чтобы отвязаться от них, пришлось согласиться. Лишь после этого туристы загрузились в автобус и убрались восвояси. Мой Сеня, провожая синий «Ман» глазами, доложил по рации о случившемся. А затем, видимо, немного утешивший разбитое дежурством сердце после знакомства с экскурсоводом, но не горя желанием возвращаться на площадь, решил дать себе минуту отдыха и, сев на скамейку в скверике, закурил.
Минуты три мы сидели молча, в полной тишине и спокойствии, лишь изредка нарушаемом отдаленными выкриками, доносившимися сюда с центральной площади, а затем вдруг со стороны музея послышался какой-то подозрительный звук. Сеня мой, у которого, как и у всех человеков, со слухом серьезные проблемы, на это никак не отреагировал, а вот я уши навострил. Поначалу тоже толком разобрать ничего не мог, а затем понял, что внутри закрытого уже музея кто-то что-то передвигает. Вот тогда и решил, что пришло время бить тревогу. Тихо зарычав, я вскочил и застыл, повернувшись в сторону музея.
Объяснять Сене ничего не пришлось. Всё-таки мы с ним друг друга как облупленные знаем. И уж по крайней мере понять, когда я пытаюсь ему сообщить о происшествии, Рабинович может. Мгновенно затушив сигарету, Сеня вскочил на ноги и, скомандовав мне «ищи!», махнул рукой в сторону музея, достав затем из кобуры пистолет. Я, конечно, и без его указаний знал, что мне нужно делать, но высказывать это хозяину не стал. Нужно иногда потакать его альфа-лидерским замашкам, иначе он совсем себя человеком чувствовать перестанет. Нежный он у меня и ранимый! Вот и пошел я послушно туда, куда он руками махал.