Вечером голоса под окнами удалились и стихли. Люди переместились на главную дворцовую террасу. Ту саму, где Атауальпа и Иллари впервые принимали чиа. В комнату императора, где сидела Кьяри прокрались сумерки. Тени притаились по углам. Когда стало совсем темно, в дверях появился Атауальпа. Увидев его, Кьяри снова начала считать удары своего сердца.
Один...
- Сейчас самое время, - сказал император и дал ей нож.
Пять...
Император вывел её в сад. На примятой траве стоял на коленях хромой стражник. Около него бегали ящерицы.
Двадцать...
- Сначала зафиксируй голову, потом режь, иначе жертва будет много и напрасно мучиться.
Кьяри поняла, что всё ещё сжимает в кулаке изумрудную брошь Алиямы. Спрятав её за пояс, она перехватила хромого стражника за волосы.
Кровь хлынула на её руки. И отсчет начался сначала. Один удар сердца, один шаг. Горячая пульсация в золотой руке, в висках, в горле и груди.
На террасе играла музыка, слышались смех и споры. Повсюду блестели золотые подносы и кубки. Их было видно из сада. С ними Кьяри поделилась пульсацией, разрывавшей её тело.
Первыми поднимающиеся в воздух подносы заметили девушки, прислуживающие гостям. С криком они бросились прочь с веранды. Молодые касики вскочили на ноги. Старики подняли руки, призывая молодежь к спокойствию. Подносы начали вращаться. Вращение ускорилось, по краям золотых дисков замелькали искры, воздух вокруг них задымился. Вскоре, послышался свист. Из-за метания испуганных людей по веранде, Кьяри не сразу увидела Уаскара. Подносы вращались так быстро, что напоминали раскаленные золотые облака. Со свистом десять блестящих в сумерках дисков набросились на Уаскара. Они врезались в него одновременно, распарывая вены и сухожилия на шее, бедрах, руках и ногах. Человеческое тело распалось на части. Осыпалось на пол веранды кусками плоти и потоком крови.
- Мне нужны мои слуги, - Кьяри опустила голову. Её босые ступни покрылись пылью.
Император сделал знак кому-то в глубине сада. Через несколько мгновений, разбавленных криками, голосами и метанием теней, явились слуги Кьяри. Явар поднял с земли тело хромого стражника, Самана накинула шерстяное одеяло на плечи Кьяри.
На маленькой террасе перед её покоями Кьяри ждала бочка с теплой водой и ароматное мыло. Свет нескольких факелов разгонял ночь. Самана помогла Кьяри вымыться. Кьяри избавилась от испачканной кровью одежды, но не от запах крови. Этот запах исходил от её тела, будто у неё начались женские дни. От её тела, но не от мёртвого Харуана. Он не имел запаха. Холодный и неподвижный, он лежал на камнях под факелами. Явар успел раздеть его. Кьяри увидела шрам на левом боку стражника. Широкий, со следами иголок от кактуса, какими обычно зашивают раны. Похожий шрам, должно быть, остался на бедре Нио. Кьяри видела этот шрам стражника и раньше, когда он мылся, но никогда не спрашивала о его происхождении. Зато она знала о происхождение некоторых других шрамов. Она думала о них, омывая мертвое тело. Посиневший ноготь на указательном пальце, след от удара молотком несколько дней назад. Россыпь красных пятен под мышками аллергическая реакция кожи на липкие душистые травы. Розовые ожоги на ладонях остались, наверное, от верёвки, когда Харуан помогал поднимать тело Алиямы из колодца.
- Явар, - позвала Кьяри. - Ты должен пойти в город. Сейчас. Ночью. Наблюдай за домом Синчи Инки. Я хочу знать, кто в него входит и выходит. Самана, ты будешь следить за домом посланцев солнца.
Жрец и девушка кивнули и исчезли в темноте.
О беспорядках Кьяри узнала до их возвращения. Они начались до рассвета, как раз, когда Кьяри закончила смазывать благовониями тело хромого стражника и завернула его в белую хлопковую ткань.
У городских ворот затрубили морские раковины. Как во время приезда знатных гостей. Как в день приезда Уаскара. Но на этот раз они оповещали не о начале праздника, а о начале боя. Несмотря на поражение Уаскара во дворце, кто-то открыл ворота его людям. Кьяри надеялась, что это сделали не чиа.
На рассвете со стены дворца можно было увидеть, как улицы Куско сначала опустели, потом наполнились дерущимися людьми. Их копья блестели на солнце, кровь стекала в сточные канавы. К обеду вспыхнули крыши пяти домов, к дворцу потянулись женщины и дети, они просили прибежища и защиты. Их пустили в императорский сад. Над казармами дворцовой стражи ударил гонг, отряд императорских солдат двинулся в город, рассыпался по улицам, закидывая камнями из пращей мятежников. Армия их быстро редела. К вечеру мятежников оттеснили к восточным воротам и взяли в кольцо. К тому времени огонь со вспыхнувших днем зданий перекинулся на соседние дома. Цветочный квартал сгорел полностью, городской страже не удалось потушить огонь песком.
- Это все твоя вина, - прошипела Зина Кьяри. Глаза у неё покраснели, лицо распухло от слез. - Тебе нужно было всего лишь убить его, и ничего этого не произошло бы.
В сумерках вернулся Явар, которого Кьяри послала в город. Его лицо и одежда пропитались потом и пылью. Он рассказал, что совладев с мятежниками и потушив пожар, императорские солдаты ворвались в дом Синчи Инки и убили всех кто, там находился.
- Ты видел среди убитых людей с золотыми телами? Таких, как я? - спросила Кьяри.
- Нет. В доме старика был только один посланец солнца. У него была такая же золотая рука как у вас, госпожа.
Нио, поняла Кьяри.
- Но он ушёл ещё до рассвета, до того, как начались стычки на улицах. С ним был старик в сером балахоне.
- Из дома посланцев солнца никто не выходил, - сказала Самана.
Чиа не участвовали в мятеже. Керук слишком осторожен для этого.
Кьяри больше волновалась за Нио. Кто был с ним? Бледнолицый монах, о котором он рассказывал на празднике? Когда старуха Тии умерла, Нио вместе с бледнолицым монахом похоронили её по христианскому обряду, сказала Зина. Они поклоняются человеку, который умер на кресте, вспомнила Кьяри слова Нио. Когда он говорил это, он смеялся. Как давно это было? Перед смертью старуха приняла христианство, сказала Зина. Куда Нио ушёл? Зачем? Почему с монахом? Может ли Кьяри быть уверена, что он в безопасности? Как ей убедиться в этом? Увидит ли она его когда-то снова?
На следующий день укрывшиеся во дворце на время смуты горожане вернулись в свои дома. Сад опустел. Тюрьма пополнилась пленниками. Вечером Кьяри узнала, что в одном из её колодцев заперли всех взрослых чиа. Говорили, они открыли ворота людям Уаскара. Но Кьяри знала, что никто из чиа не выходил на улицу в ночь мятежа. И она была уверена, что императору тоже об этом известно. Зачем он арестовал невиновных? Зачем заставил чиа пережить страшную ночь в тюрьме? Почему не освободил на следующий день? Зачем назначил суд над ними? Зачем обвинил в измене? Император же не собирается казнить их? Это было бы не разумно. Не может быть, чтобы император оставил надежду превратить чиа в личную золотую армию? Пусть у него есть Кьяри, но она одна, один золотой воин не сможет удовлетворить императорские амбиции. Есть ещё дети чиа - Уно и Вайра.
С тех пор как император взял их во дворец, они жили в пристройке у северной стены. Здесь у них были свой бассейн, фруктовые деревья и даже несколько слуг, которые стелили им постели, приносили и убирали еду. А так же много золотых фигурок животных и птиц. Похоже, император хотел, чтобы они как можно раньше привыкли играть с золотом. Обычно в этом уголке дворца царили радость и веселье.
Но сегодня около пристройки стояла тишина. Уно и Вайра сидели на каменном бортике бассейна и, повесив головы, болтали в воде ногами.
- Кьяри! - воскликнул Вайра, обнажая в улыбке золотые зубы.
- Ты слышала новости? Знаешь, что чиа предали императора? - робко спросил Уно.
Предали императора, повторила Кьяри про себя. Какая простая формулировка. Она говорит о том, что дети безоговорочно верят императору. Может, это и была проверка для них? Мог ли Атауальпа запереть взрослых чиа только для того, чтобы посмотреть реакцию их детей? Посмотреть, как они воспримут эту новость? Будут ли плакать, горевать, бунтовать? Или проявят покорность?