Он вытащил из бумажника двадцать долларов.
– А ей разве обязательно об этом знать?
– Ты меня подкупаешь?
– Не знаю, а сработает?
Я подошла к нему и выхватила деньги.
– Несомненно.
Он обхватил мою голову ладонями и поцеловал в лоб.
– Я всегда знал, что ты моя любимая дочурка.
– Я твоя единственная дочь.
– Это все так думают. В начале восьмидесятых частенько проходили рок-концерты…
Закатив глаза, я тихо усмехнулась.
– Ты ведь знаешь, что мама учует запах жареной картошки. Как обычно.
– Но игра стоит свеч. – На прощание он еще раз поцеловал меня в лоб. – Увидимся позже. Передай привет Молли и ее родителям!
– Обязательно.
– Люблю тебя, Сникерс. – Он дал мне прозвище в честь своего любимого шоколадного батончика, тем самым выражая свою горячую любовь.
– Я тоже тебя люблю, папа.
Он ушел, а я начала собираться к Молли. Я всегда брала с собой несколько старых книжек с картинками, которые сама обожала в детстве, чтобы почитать ей перед сном. Молли, как и я, обожала книги, и я втайне испытывала легкую ревность, зная, что однажды она впервые в жизни возьмется за «Гарри Поттера».
А мне никогда не суждено снова пережить первую радость от прочтения этих книг.
Городок Рэйн, штат Иллинойс, разделен мостом на две части – восточную и западную. Я жила в западной части, а Молли – в восточной, в конце Брент-стрит. И хотя мой дом находился всего в паре кварталов от ее, стоило перейти небольшой мост, и в глаза сразу бросалось благосостояние местных жителей. Моя семья была вполне обеспеченной, но не настолько, как обитатели восточной части города.
Дома в квартале Молли стоили бешеных денег. Это были самые настоящие огромные особняки. Рэйн выглядел городком для среднего класса, пока вы не оказывались в его восточной части. Здесь жили богачи, работавшие в Чикаго, но желавшие сохранить видимость того, что обитают на отшибе. Мама работала няней в семьях на этой стороне моста и прилично зарабатывала. Я готова была поклясться, что даже в воздухе здесь пахло стодолларовыми купюрами. И если бы не Молли, я ни за что не сунулась бы в эту часть городка.
– Ты приходящая няня Молли! – раздался чей-то громкий голос, едва лишь моя кроссовка коснулась ступеньки крыльца Молли. Я быстро обернулась, чтобы увидеть того, кто произнес эти слова. На другой стороне улицы, через три дома налево, стоял мальчишка с дурацкой и потрясающей улыбкой. Грейсон. Он махал мне рукой.
Я бросила взгляд через плечо, желая убедиться, что он машет мне, и, о боже, так и было.
Я провела ладонями по затылку и ответила:
– Ну… да.
Это было единственное, что я могла придумать. Когда он стал спускаться с крыльца мне навстречу, сердце сделало кувырок в груди, и чем ближе он подходил, тем сильнее оно билось.
Он снова провел рукой по волосам, как при замедленной съемке, и мое сердце замерло, а затем продолжило свой бешеный танец.
– Ты раньше уже сидела с ней? – спросил он.
– Да, пару месяцев. – У меня вспотели ладони. Почему у меня потеют ладони? А вдруг он догадается? Вдруг поймет, что я думаю о нем? А что если он чует мой страх? О боже, неужели у меня потеют и локти? Я и не догадывалась, что локти могут потеть!
– Я ходил с ней в церковь, когда она была совсем крошкой. И она была лучшим, что там происходило, потому что посреди строгой тишины службы она могла закричать: «Подсказку, подсказку!», как в мультсериале «Подсказки Бульки», а затем понестись к алтарю и начать танцевать. – Я хихикнула, потому что это было в точности про Молли, которую я хорошо знала и любила.
Он засунул руки в карманы спортивных брюк, покачиваясь на пятках своих неизменных кроссовок Nike.
– Но дело не в церкви. Недавно я вспомнил, где еще видел тебя.
– Да? И где же?
– В Онкологическом центре Шермана. – Его улыбка погасла, а мое сердце болезненно сжалось. – Я видел тебя там пару раз.
Ох.
Да уж, неловкая ситуация.
Я приходила в Онкологический центр Шермана с родителями, когда мама проходила курсы химиотерапии. Мама очень не хотела, чтобы я сопровождала ее, опасаясь, что это расстроит меня, но, если честно, я расстроилась бы куда сильнее, если бы не была с ней рядом.
Я промолчала.
– Ты болеешь? – спросил он.
– Нет.
Он сморщил нос.
– Кто-то из твоих знакомых заболел?
– Гм, моя мама. У нее рак груди, – выдохнула я, и как только слово рак слетело с моих губ, мне отчаянно захотелось затолкнуть его обратно. Стоило мне только произнести его, и слезы наворачивались у меня на глаза.