«Мы другу предлагаем папиросы…»
Мы другу предлагаем папиросы
И книге все вниманье отдаем…
Мы быстро отвечаем на вопросы
И сторонимся на пути своем…
Мы уступаем дружелюбно в споре
И двери отворяем на звонок…
Мы говорим с печальными про горе
И ходим к тем, к очень одинок…
С. Яблоновскому
Себе я часто руку жму,
Когда все переутомило,
И словно другу своему,
Шепчу себе – ах, здравствуй, милый.
А поздороваюсь – рассказ
Про умирание и скуку,
И утешает всякий раз
Одна рука другую руку…
Сейчас себе я руку жму,
Благодаря за состраданье,
И. словно другу своему.
Шепчу себе – ах, до свиданья.
И знаю, левую держа
Знакомой правою рукою,
Что левая, слегка дрожа,
Ответит с грустию такою…
«А если Муза станет проституткой…»
А если Муза станет проституткой,
То всю неделю я, ожесточась,
Работать буду и не есть по суткам,
Чтобы в субботу к ней пойти на час…
Так каждый день, усталый от работы,
Я буду грязный приходить домой,
И думать вслух: как долго до субботы,
Как мало платит мне хозяин мой…
Три пальца — кукиш, и три пальца – крест.
И кукишем ты крестишь футуристов,
Через монокль читая манифест,
За кафедрой насмешлив и неистов.
Молчание ночного мира,
Далекий лай загробных псов.
Спускается все ниже гиря
Бессмертных неземных часов.
……………………………………..
Лишь легкомысленная младость
Ночь назначает для любви…
Огонь другой, другая сладость
В моей мужающей крови –
Ей нужно поле грозной брани,
Чтоб ею обагрился меч.
Ей нужен страшный выход рана,
Чтоб доблестной струей истечь…
…………………………………………
В ночи живее чувство Бога.
Когда бы мог надземный мрак
Кромешней сделаться немного,
То, может, человека зрак
За первозданной узрел тьмою
Единый первозданный свет…
Но кто любуется луною,
Тот думает, что Бога нет.
……………………………………
Могущие дневные силы
Ничто пред слабостью ночной.
Все присносущие светила
Не стоят темноты одной.
О, старец, дряхлая глава
Твоя трясется в знак согласья
На смерть… Кивок, что зрим едва,
Страшней, чем ужас, слышный в гласе…
С какою силой неживой,
Изжелта-высохший и голый,
Нам повторяет череп твой
Свои безвласые глаголы…
Все обостряющимся слухом
И сквозь скрипение пера
Я слышу отдаленно глухо
Звук рубящего топора…
Как страшен сей топор стучащий, –
Он дивный вырубает век…
Еще в классические чащи
Гулять приходит человек.
И зрит могучих исполинов,
Несокрушимых до сих пор,
Хотя в тени столетне-длинной
Блестит таинственный топор,
Что все написанное нами
Хотел бы, как мильон голов,
Срубить… Но в небеса корнями
Ушли леса высоких слов…
А на земле одни лишь ветки
Цветут, трепещут, тень дают,
И строки, словно птицы в клетке,
Столь зримо-сладостно поют…
Поддерживающая храм
Божественного Аполлона
Ты потухаешь по утрам,
Понизившаяся колонна…
О, вечер мировых руин…
Работать и молиться надо…
И воздвигает стеарин
Возжегшуюся колоннаду…
Что лира? Понял я — скелет.
Но как любовницу младую
Ее боготворит поэт,
Уродливую и худую.
Касается ее костей
Неизменяющей рукою,
И скрежетом ее страстей
Он миру не дает покоя…
Теченье ночи гробовой.
Ее кромешное молчанье
Не заглушает адский вой
И ангельское величанье.
И мрака плотная стена,
Воздвигнутая меж землею
И небом, смертному видна,
Еще окутанному мглою…
Даю тебе благой совет –
Разверзшейся страшися бездны,
Но электрический твой свет
Да не обидит хаос звездный.
Зане лишь скромная свеча,
Что делается все короче,
В простом подсвечнике торча,
Присуща величавой ночи…
Кому не спится, пусть лежит,
Пусть голову на пол-аршина
Не поднимает… Сон бежит
На недоступные вершины.
Надолго покидая нас…
Пространства вечные не мерьте,
Не мучьте воспаленных глаз, –
Бессонница – почти бессмертье…
Рассвет далек, еще далек,
Земное угнетает бремя,
И тот, кто юношею лег,
Наутро встанет стар, как Время…