Драконица ждала.
Наконец второй дракон обрел четкую форму. Низкий голос, исполненный радостного волнения, разнесся в морозном воздухе.
— Привет, мама.
Еще один неожиданный удар. Шкура Энвин мгновенно высохла, и над ней начал подниматься пар.
— Я рад, что ты жива, хотя это оказалось для меня большим сюрпризом.
Голос серого дракона звучал с трогательной искренностью, не позволявшей усомниться в истинности его чувств.
— Кто ты такой? — резко спросила она, и ее монотонный голос слегка дрогнул.
Этот вирм оказался первым существом, кто с того самого момента, как она пробудилась от долгого сна, приветствовал ее с уважением и любовью, и драконица не знала, как к этому отнестись.
Серо-голубые глаза дракона широко раскрылись, а потом он медленно выдохнул.
— Я твой сын, Ллаурон, второй по старшинству из твоих детей. Неужели ты меня не помнишь, мама?
— Не помню, — с горечью ответила драконица. — Тебя нет в моих воспоминаниях.
В серых глазах дракона появилось сочувствие.
— Ну, возможно, ты еще не полностью пришла в себя. Воспоминания вернутся, а если нет, я помогу тебе их восстановить. За долгие годы мы часто оказывались рядом. — Его взгляд стал печальным. — Впрочем, большую часть из этих воспоминаний лучше не воскрешать никогда.
— Но я стремлюсь найти лишь одно воспоминание, — быстро проговорила драконица. — Помоги мне найти золотоволосую женщину.
Печаль сменилась удивлением.
— Рапсодию? Почему ты ее разыскиваешь?
Кровь драконицы моментально вскипела, сердце забилось быстрее.
— Рапсодия! — вскричала она драконьим голосом. Имя зашипело, ударившись о воздух, и эхом, исполненным ненависти, прокатилось по замерзшей траве. — Где она? Отведи меня к ней.
Ллаурон сразу же понял свою ошибку.
— Насколько мне известно, она далеко отсюда, — осторожно промолвил он, слегка повернувшись к востоку, подальше от логова Элинсинос. — И она не стоит твоего внимания. Пойдем со мной, мама, я отведу тебя туда, где мы провели немало времени, где нас никто не потревожит, и мы сможем спокойно поболтать. Если ты хочешь привести свои воспоминания в порядок…
— Нет! — взревела драконица, и ее голос разорвал ткань зимнего ветра. Деревья и трава, встретившие его порыв, сломались, вода в реке забурлила. Вся природа вокруг содрогнулась от ненависти в голосе драконицы. — Скажи мне, где она, Ллаурон. Я твоя мать, и я тебе приказываю.
Серый дракон сложил крылья и серьезно посмотрел на нее.
— Пожалуйста, давай говорить спокойно, — предложил он, с трудом скрывая горечь. — Те дни, когда ты могла мне приказывать только по той причине, что приходишься мне матерью, давно прошли, хотя ты, вполне возможно, забыла почему. Могу лишь сказать, что никто на всей земле не хранил тебе верность так, как я. Однажды я отдал все, чем дорожил, выполняя твой приказ, и мир был разорван на части. Нельзя поставить под сомнение мою любовь к тебе, и даже если ты забыла все остальное, это должно было остаться в твоей памяти.
Драконица яростно покачала головой.
— Я помню лишь одно: мне необходимо уничтожить эту женщину, — честно призналась она. — И если ты меня любишь, Ллаурон, то должен доказать мне свою любовь. Скажи мне, где она.
— Я не могу, — твердо ответил дракон. — Мне это неизвестно. Пойдем, мама, покинем это место…
Драконица вскинула голову и втянула воздух, стараясь вобрать в себя побольше силы.
В одно мгновенье серый дракон перешел в эфирное состояние и только благодаря этому избежал удара едкого огня, который поджег заиндевевшую траву.
Драконица выдохнула еще один сноп оранжево-красного пламени, черного по краям. Огонь бессильно рассеялся в воздухе — там, где только что стоял Ллаурон, осталась лишь пустота. Через миг пламя исчезло.
Охваченная новым порывом ярости, драконица устремилась на север, повторяя имя женщины, пробуя воздух, надеясь поскорее обнаружить ее след.
42
Выйдя из пещеры, Акмед остановился возле остывшего кострища, в котором еще не так давно пылал огонь и согревал Кринсель. Он собрал оставленные здесь вещи и кивнул повитухе, успевшей зашнуровать свои ботинки и одеться.
Они отошли от пещеры всего на сотню шагов, когда воздух перед ними замерцал серым сиянием.
Между стволами деревьев перед ними возникла фигура дракона, наполовину сотканная из эфира, наполовину вполне материальная. Акмед застыл на месте, инстинктивно отодвинув Кринсель себе за спину, и навел на дракона квеллан, который показывал Гвидиону Наварну несколько месяцев назад. Его реакция была мгновенной, разум напомнил о своем существовании чуть позже. Акмед уже совсем приготовился стрелять, но тут вспомнил, что однажды видел этого дракона — три года назад на Совете Намерьенов, и вирм сидел тогда у ног Эши, чем вызвал у короля болгов легкую досаду.
— Ллаурон? — резко спросил Акмед, не опуская оружия.
— Акмед, — нетерпеливо ответил знакомый голос, — где мой сын?
Глаза повелителя Илорка сузились.
— Он отправился в Гвинвуд к троим жрецам или в Наварн, чтобы раздобыть карету для Рапсодии и новорожденного щенка, — ядовито буркнул он.
Серо-голубые глаза дракона засияли.
— Значит, ребенок родился?
— Да, — кивнул Акмед. — А теперь будь добр, отойди в сторону, чтобы мне не пришлось попробовать мои новые диски, рассчитанные как раз на драконов.
— Нет, — решительно возразил дракон, и от источаемой им тревоги воздух вокруг короля болгов и повитухи стал теплым и сухим. — Задержись. Ты должен мне помочь. Приближается Энвин, она ищет Рапсодию, чтобы отомстить ей. Она будет здесь очень скоро. Помоги мне как можно быстрее забрать отсюда Рапсодию и моего внука.
— Что ты лепечешь? — рассердился Акмед. — Энвин? Энвин мертва и, как тебе хорошо известно, замечательным образом похоронена на месте Великой Встречи.
— Да, мы все так думали, но мы ошибались, — с отчаянием проговорил Ллаурон. — У нас нет времени для сомнений и предположений — она приближается. Энвин уничтожит всех, кто попытается помешать ей найти Рапсодию. Моя невестка сейчас с Элинсинос?
— Да, — коротко ответил Акмед, бросив быстрый взгляд в сторону леса.
Голые, заиндевелые деревья трепетали под ледяным ветром, и казалось, что они дрожат от ужаса. Он оглянулся на Кринсель — женщина изо всех сил боролось со страхом.
— Забери их отсюда, — приказал Ллаурон, в его голосе дракона появились властные нотки. — Я попытаюсь направить Энвин в другую сторону.
И он вновь растворился в воздухе, оставив лишь ощущение надвигающейся катастрофы.
Акмед развернулся на каблуках, схватил за руку Кринсель и, бормоча под нос проклятия, побежал обратно в логово древней драконицы.
Рапсодия едва успела успокоиться, когда из туннеля появились Акмед и Кринсель.
— Твои друзья вернулись, — удивленно промолвила Элинсинос, потом склонила огромную голову набок, ее фасетчатые глаза широко раскрылись, и по пещере пронеслись танцующие сполохи света. — О нет, — едва слышно прошептала она, ее голос с трудом пробивался сквозь топот ног Акмеда и Кринсель. — Нет, этого не может быть.
Меридион вновь захныкал, а потом расплакался от страха.
— В чем дело? — испуганно спросила Рапсодия, переводя взгляд с ребенка на Элинсинос: драконица и ребенок казались одинаково напуганными без всякой на то причины.
— Приближается Энвин. — Драконица резко поднялась с пола пещеры, взметнув тучи песка. — Она вне себя от ярости, широкая полоса леса между рекой и моей пещерой уже горит.
— Энвин? — не веря своим ушам, переспросила Рапсодия, вскакивая на ноги и крепче прижимая к себе ребенка. — Но как… как такое возможно?
Из туннеля появился Акмед.
— Иди со мной, если хочешь жить, — резко бросил он.
Рапсодия сразу же узнала эти слова: он произнес их целую жизнь назад на Серендаире, именно с этих слов началось их долгое путешествие, которое и привело их в конце концов сюда.