«Прекрасен день, который сам…»
Прекрасен день, который самСебе же мерой,Глаза подъемля к небесамС наивной верой.
Но будет неба синеваНе благостыней,Пока в глубины естестваНе примешь сини —
И цвет, которым зеленыХолмов уборы,До самой сердца глубиныНе вникнет в поры.
О ты, несведущий двойник,Уйди, не мешкай! —Но не отступит ни на миг,Глядит с насмешкой,
Что и земля и небесаВсего родимейТому, кто душу отдал заСлиянье с ними.
«Болезненный звон колокольный…»
Болезненный звон колокольный,Ты через деревню летишьИ каждым накатом сгущаешьДуши предвечернюю тишь.
И словно бы взятый у жизни,Столь горестен твой разговор,Что в первом тягучем удареУже раздается повтор.
И сколько ни рей надо мною,Когда прохожу стороной,Ты грезой моей остаешься —И, значит, всегда не со мной.
И если дрожащим ударамЗавторит вечерняя даль,Куда-то отпрянет – былое,Зачем-то нагрянет – печаль.
«Очертившись четко…»
Очертившись четкоГде-то, в лунном свете,Парусная лодкаРодственна примете.
И хоть нет разгадки,Но дышу иначе.Сон, доныне краткий,Делается кратче.
Что – непостижимо?Что – еще жесточе?Парус мчится мимоВ недвижимой ночи.
«Ветер чуть качает…»
Ветер чуть качаетСтебли камыша.Дрожью отвечаетИ моя душа.
Сердце сиротливоПлачет не о том,Что слышны порывыВетра над прудом.
Это – легче вздоха,Чище ветерка:Если сердцу плохо —Где моя тоска?
Если ветер тронетБлики на воде,Знаю: сердце стонет,Но не знаю – где.
«Ярится ветер в чаще…»
Ярится ветер в чаще,У чащи взаперти;Для мысли настоящейИсхода не найти.
Есть в разуме тоскливомТакая глушь и дичь,Где мечется с надрывомЖелание – постичь.
Как ветер бьется в ветки,Из чащи рвется вон —В такой незримой клеткеИ сам я заточен.
«Под сенью горы Абиегно…»
Под сенью горы АбиегноЗамедлю, дорогу прерву.Я видел – пленительный замокС вершины глядит в синеву.Но медлю и сплю наявуПод сенью горы Абиегно.
Любимое и прожитоеКуда-то назад подались,И сколько их было, не помню,Увидя волшебную высь.Под сенью горы АбиегноЯ медлю, от них отрекшись.
Быть может, моим отреченьемКогда-нибудь стану сильней,Дорогу, ведущую в Замок,Найду между серых камней.Под сенью горы АбиегноЯ медлю, сроднившийся с ней.
Покой убегает при мысли,Что Замок вдали вознесен,Дорога же – та, по которойНикто не ступал испокон.Под сенью горы АбиегноТуда устремляется сон.
Ведь разум дороги не знает —И, значит, вверяется сну.Дерзанья мои забываю,Когда на вершину взгляну.Под сенью горы Абиегно —До века ли буду в плену?
«Туча легкая над рощей…»
Туча легкая над рощей…Прилети и пролети…Я тоскую много проще:Не в душе, а во плоти.
Та возвышенная смута,Что пришла в забытом сне,Ныне отдана кому-то,Безразличному ко мне.
Если ж заросли в сыруюПогружаются во тьму,Я пугаюсь и горююПо сиротству моему.
«Чего бы сердце ни хотело…»
Чего бы сердце ни хотело —Ничто исполнить не могу.Всегда желая без предела,Всегда замру на полшагу.
Итог беспомощных стараний —О сколь заранее постыл!Душа – сверканье в океане,А я – саргассовый настил, —
Но там сквозится из разводийВода неведомых морей,Не существующих в природе —И явных сердцу тем скорей.
«Где-то там, где блещут воды…»
Где-то там, где блещут воды,Где течет речная гладь,Где природа без природы,Несмутимо провожатьБуду дни свои и годы.
Что же делает река,Если просто – просто длится?Наплывут издалекаЧьи-то медленные лица,Словно прошлые века.
И скользя по речке взглядом,Сохраню свою печальИ дышу своим разладом —Ибо влага мчится вдаль,Все равно оставшись рядом.
Я и движусь, и стою,Если вглядываюсь в реку,В эту чистую струю —Ибо отдал ей довекуВсю разорванность мою.