- Ну, мы с вами и не поллитру распиваем, а будем оценивать плоды трудов. И потом, доза ведь французская. Давайте - за успех выборной компании, а заодно и трубу обмоем.
Кузькин вслед за Петровичем приблизился к столу и машинально приняв свою плошечку, опрокинул содержимое в рот. Взгляд его остановился на бутылке, уже на две трети пустой. Это была точно такая же бутылка - двойник той, что стояла на верстаке прошлой ночью.
- А у них там во французских школах полы паркетные? услышал он голос Петровича.
- Ну, вы знаете, школы у них вообще оснащены просто на зависть, - откликнулся завуч. - На полы я даже внимания не обращал...
--
Обратно шли молча. Молча же переоделись в домашнее и молча двинулись к своему подъезду. Перед тем, как позвонить в свою дверь, Петрович остановился и спросил:
- Кран-то свой ты не забыл?
- Какой кран? - Кузькин вышел из состояния задумчивости.
- Какой кран... Мы с тобой за каким рожном в слесарку ходили?
- Блин... Забыл!
- На, - Петрович протянул Кузькину железку, завернутую в тряпку. - Тоже мне, деятель...
- Петрович! А бутылка-то точно такая же, как у пришельца. И наперстки такие же! - вдруг ни с того, ни с сего выпалил Кузькин.
- Мало ли,.. - Петрович пожал плечами, - ты, Генка, особенно-то об этих пришельцах не распространяйся, - он усмехнулся, - а то ведь и тебя обхохочут и меня на смех поднимут. Допились, скажут до чертиков, марсиане им везде мерещатся. Эти выборы мы с тобой профукали, теперь следующих ждать надо. Я так думаю, что до следующих они не проявятся, пришельцы. Вишь, как мы с тобой старались, а никакого толку. Не можем мы правильный выбор сделать - тямы не хватает. Потому как, дураки. А с дураками им связываться нет резону. Вот поумнеем, они и явятся. Ну, бывай здоров, электорат!
И Петрович нажал на кнопку звонка.
--
Через пару дней Кузькин после работы завернул к Петровичу. То, что он увидел в слесарке, поразило его до крайности. Во-первых, токарный станок блестел, как новенький. Во-вторых, помещение было прибрано, а слесарный инструмент аккуратно разложен на верстаке. Фуфайки были развешены на вешалке и она (с ума сойти!) была закрыта ширмой. Мусор в помещении отсутствовал. Сам же Петрович оседлал наковальню и остервенело драил ее наждачкой. Один бок уже блестел, другой тоже подавал надежды.
- Привет, Петрович, что это ты тут устроил? Не иначе к прилету марсиан готовишься? - выдавил из себя Кузькин.
- Не угадал, - с достоинством ответствовал Петрович, продолжая манипуляции наждачкой. - Здравствуй, если пришел, а если критиковать будешь, то прощай... Будешь?
- Нет.
- То-то же. Садись...
Табуретка была свежепокрашеннаяии Кузькин покосился на нее с опаской.
- Не боись, садись. К следующему разу кресло притащу есть на примете.
- Ну-ну, - робко произнес Кузькин и присел на краешек.
- Кран починил? Не течет?
- Капает.
- И куда капает.
- Куда-куда - в кастрюлю, куда же еще...
- Как в кастрюлю? А чего ты тут расселся? Вон краска, вон пакля, иди, делай.
- Так стояк надо отключать, а сейчас народ с работы явится.
- Ладно, до субботы ждем, а в субботу чтобы не текло, ясно?
- Строг ты, Петрович, стал, просто хоть беги, - заметил Кузькин осторожно.
- А с нашим братом-электоратом иначе никак.
- Может домой пойдем? Завтра свою наковальню дошкеришь.
- Нет, Генка, она у меня по плану сегодня. А на завтра другие планы.
- Ну, тогда я пойду.
- Будь здоров. Жене - привет. Как она?
- Третий день пилит.
- Видать у твоей бабы завод долгий.
- Да уж , - Кузькин вздохнул и поднялся. - Слушай.., - он вдруг осекся, потому что его взгляд упал на бутылку, стоявшую в дальнем углу на столе.
Это была бутылка точь-в-точь как та, что была у завуча, и совершенно такая же, какая стояла на верстаке в предвыборное утро. Но эта бутылка была полная... Наваждение!
- Петрович, смотри, что это у тебя там?!
- Где!?
- Да вон, на столе. Бутылка!
- А-а, - Петрович хмыкнул. - Это я одного ларечника попросил достать. На взаимовыгодных условиях. Дорогой, зараза, пришлось целых три заначки аннулировать. Он мне обещал и наперстки из столицы припереть. Так что как-нибудь откроем к случаю.
- Угу... Понятно, - буркнул Кузькин и неожиданно для себя самого ядовито поинтересовался: - Так может ты, дядя Коля, и паркет тут сделаешь? Чтобы уж заодно?
Петрович не спеша приблизился и присел на другой табурет. потом не спеша вытер руки тряпкой, посмотрел Кузькину в глаза и сказал серьезно:
- Сделаю. Дома не буду, а тут - сделаю. Ты как знаещь, а мне электоратом быть надоело.
Кузькин молча встал и пошел к двери. На душе у него сделалось гнусно и захотелось напиться до свинячего визга. Пропади они пропадом все эти депутаты, кандидаты, ушельцы и пришельцы! Ведь живут же люди... И не в том дело, что жратвы нет, выпить нечего или, там, жить негде. На самом деле, все есть... А чего нет? Но чего-то ведь нет, иначе почему так тоскливо жить?.. Все у него есть: и жена и пацан растет и квартира не сарай. Даже японский телевизор есть, а надо, так он и на видеомагнитофон наскребет... Да что там видик, только скажите, что надо, он...
"А может мне как раз уже ничего не надо, оттого и хреново? Хотеть не научили, я все перехотел, что смог, и теперь... Что? Помирать?.. Ну, допустим, уболтаю Зинку, накопим деньжат и махнем куда-нибудь... Куда?.. В Гренландию, к примеру... Зачем?.. Ну, допустим, съезжу в эту Гренландию, а потом что? Опять на бульдозер, землю туда-сюда елозить? И если бы знать, что хоть для дела. А то ведь сегодня туда, завтра - обратно... да и вообще..."
Кузькин вдруг понял, что его мысли вертятся по тому же кругу, по которому они обычно гуляют у мужиков на работе во время перекуров. И перекуры эти становятся все длиннее, а мысли-то, мысли все одни и те же! "На хрена нам все это нужно!" То не нужно, это не нужно... А что вам нужно-то!.. Вот как бы оно должно быть все устроено, чтобы он, Кузькин, сказал: годится?.. И что спрашивается, нужно делать, чтобы оно так устроилось? Надо же что-то делать, иначе родился, крестился, женился, да так недовольным и помрет. И никаких следов. Как будто бы его, Генки Кузькина, и не было в природе.
Кузькин знал, что этот проклятый вопрос - зачем живет человек - мучает человечество еще со времен древних греков. Но никогда доселе не примерял его на себя. Теперь стало ясно, что вопросик этот ему пока великоват. Разве что на вырост...
--
Вечером по местному каналу объявили официальные итоги выборов. Победили, как всегда, коммунисты. Дикторша молоденькая смазливая девчонка - объявила результаты строгим голосом, потом замешкалась хихикнула и произнесла:
"Опробование новой системы голосования показало ее эффективность. По результатам будет принято решение о возможности использования..."
"Замучаетесь! Кнопок не хватит на ваших карточках." - зло подумал Кузькин.
"Из принявших участие в опробывании новой системы голосования "за" - дикторша опять хихикнула - проголосовало девяносто девять и девять десятых процента."
"Смотри-ка ты... Стало быть, из числа принявших на каждую сотню девяносто девять с копейками дураков, а из непринявших - тоже порядочное количество. Если бы не демократия, никто бы и не подумал.., - констатировал Кузькин. - Теперь будем знать!"
И уже лежа в кровати он принял важное решение с далеко идущими последствиями:
"Покрашу!.. И пусть хохочут... Все голубым, а капот розовым!.. День похохочут, другой, а я к тому времени еще чего-нибудь придумаю... Посмотрим, кто кого перехохочет!.. Надо будет Петровича тряхнуть насчет нитрокраски. У них в ЖЭКе бабы-маляры... Что-нибудь они там в розовое красят?.."
Железноярск-26
1996-1997