В блистающий мир электричества Андрея ввел отец, механик городской электростанции. Еще школьником Андрей любил заходить к отцу после уроков, чтобы посмотреть на огромные машины. Они походили на слонов, серые, тусклые, полукруглые туши, неподвижные, как на отдыхе. Приставь им только большие уши и клыки, скомандуй, они встанут и пойдут, унося на себе тяжелое приземистое здание, служившее им как бы загоном. Но неподвижность машин была кажущейся. В серых округлых телах с невероятной быстротой вращались роторы, и если прислушаться, то был слышен звук движения, а вместе с поющими звуками рождалось и электричество, растекавшееся по проводам во все стороны — в город, в села, на заводы.
То было прирученное электричество, и отец Андрея мог одним поворотом переключателя осветить или затемнить сотни населенных пунктов. И Андрей на всю жизнь запомнил поющий звук рождающейся энергии, запомнил и запах ее — аромат озона. Для мальчика эта энергия была не бесплотной, она имела звук, цвет и запах. Звук был похож на отдаленные раскаты грома, цвет был молнийным, запах — грозовым.
Когда Андрюша немного подрос, он стал помогать отцу. Работал он обычно летом, зимой учился. К восемнадцати годам он имел уже трудовой стаж, тогда как многие его сверстники еще и не задумывались — кем им быть? Для Андрея этот вопрос был решен всеми впечатлениями детства и юности — он хотел быть электриком.
Но было и нечто, отличавшее его от отца. Отец довольствовался своими практическими знаниями, позволявшими ему управлять умными машинами, не очень задумываясь о их внутреннем строении и целесообразности всех их частей, — достаточно было знать их назначение. Андрей же хотел не только знать машины, но и уметь их создавать. Дети любят идти дальше отцов. И, окончив школу, юноша покинул уральский городок, чтобы стать студентом энергетического института. Ему, с его практическими знаниями и навыками, учение казалось легким, путь — прямым.
Советская держава мужала и крепла, впереди ясно рисовалась священная цель — коммунизм. Орленов понимал, что близится время, когда будет выполнен завет Владимира Ильича Ленина об электрификации всей страны. Ученые, конструкторы и инженеры-практики уже проектировали гигантские гидроэлектростанции на Волге, на Днепре, на Каме, на Оби, на Иртыше, на Енисее, на Ангаре. Физики успешно решали проблему расщепления атома. Пути энергетиков и физиков скрещивались в стенах атомных лабораторий. Нужны были электрические токи гигантской мощности, чтобы овладеть энергией атома. Будущее Орленова было огромно, вдохновенно. И вдруг началась война…
Нина убеждена, что он стал ученым по ее настоянию!
Но Андрей никогда не рассказывал ей о том, что увидел и передумал на войне. Не говорил он ей и о том, что стать ученым его побудила все же война, вернее, один случай на войне.
Это было в дни прорыва немецкой обороны на Немане. К этому времени Орленов был уже начальником дивизионной разведки.
Исследуя передний край противника, он обнаружил, что гитлеровцы тайно проводят какие-то сложные работы, подтягивая к танкоопасным (так они именовались на схеме прорыва) местам большое количество силовых кабелей. За передовой у гитлеровцев появились передвижные электростанции. Работы враг вел ночами, под усиленной охраной, и Орленов понял, что гитлеровцы собираются применить какое-то новое оружие, обращенное против танков.
Танковой дивизией командовал полковник Башкиров. Орленов доложил ему о своих подозрениях и получил приказ выяснить, чем угрожают гитлеровцы.
Орленов на всю жизнь запомнил свою попытку раскрыть этот секрет.
Перед самым рассветом, когда враг прекращал свои тайные работы, чтобы не выдать их воздушной разведке, Орленов со своим помощником, старшим сержантом Мерефиным, человеком огромного роста и силы, переползли полосу «ничьей земли» и добрались до передвижных электростанций. Выждав, когда электростанция перестанет работать, Орленов приказал вырезать кусок идущего от нее кабеля. Тяжелый туман плыл от реки, и казалось, что если выстрелить, то пуля пробьет в тумане дыру, сквозь которую можно будет увидеть гитлеровцев.
Мерефин надрезал кабель и содрал сверху часть оплетки. Обнажились четыре толстых провода обычного типа. В это время возле передвижной электростанции началось какое-то движение, и Орленов едва успел отозвать Мерефина от поврежденного кабеля. Немцы включили электростанцию. Должно быть, их приборы зафиксировали повреждение в кабеле.
Из тумана показалась фигура немецкого связиста. Он шел, опустив над кабелем прибор, похожий на миноискатель. Прибор негромко сигналил, наданая писк, похожий на комариный. В двух шагах от советских разведчиков солдат нагнулся над кабелем и тихонько присвистнул. Орленов мог бы поклясться, что это был такой же свист, какой издал бы и он сам, находясь в привычной рабочей обстановке. Этот человек, должно быть, недавно стал солдатом и еще не освоился с непривычным состоянием. И в то же мгновение он увидел Орленова.
Мерефин развернулся, как пружина, и ударил связиста ногой в живот, тот отшатнулся и наступил на обнаженный кабель. И сейчас же тело его вспыхнуло, как огромный искривленный факел.
Орленов и Мерефин еле вернулись из этой разведки. Но зато Орленов мог теперь с большей уверенностью предполагать, какое тайное оружие готовят гитлеровцы.
— Я думаю, — сказал он на Военном совете, — что это самодвижущиеся торпеды — металлические коробки на гусеничном ходу, наполненные взрывчаткой. Моторы их питаются током высокого напряжения от передвижных электростанций, а управляться они будут с передовых наблюдательных пунктов…
А через день он увидел электрические торпеды в действии. Танкисты были предупреждены, чего им опасаться, и затея гитлеровцев провалилась. Этот случай и заставил Орленова по-иному взглянуть на проблемы управления электрическими механизмами на расстоянии. Он не мог забыть человека, вспыхнувшего при одном прикосновении к обнаженному проводу.
И, думая об электрических машинах не для войны, а для мира, Орленов одновременно думал о том, что они должны быть безопасными, легко управляемыми, простыми, он думал о врубовых машинах и горнопроходческих комбайнах, об электрических тракторах, о сеющих и собирающих урожай механизмах. Однажды прикоснувшись к этой теме, Орленов уже не мог оставить ее.
В 1947 году, став аспирантом, он явился в научно-исследовательский энергетический институт со своей темой. Каково же было его изумление, когда он увидел Башкирова директором этого института.
— А я вас давно жду! — просто и в то же время лукаво сказал ему директор. — Помните, как вы разгадали секрет гитлеровцев? Я еще тогда подумал, что вы станете ученым и обязательно энергетиком. И ждал, что наши пути скрестятся.
С Башкировым работалось легко. Но все-таки ученым его сделал не Георгий Емельянович Башкиров и не Нина Сергеевна Орленова, на мысль стать ученым его натолкнула война.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Защита диссертации закончилась успешно. После голосования Башкиров первым подошел поздравить нового ученого. Подошли и другие оппоненты, которые довольно свирепо нападали на отдельные положения диссертации. Теперь все одинаково сыпали ему комплименты. Андрей без большого воодушевления слушал лестные слова.
— Андрей, — воскликнул Орич, — сегодня торжественный день не только для тебя, но и для нас. Появился новый ученый! Такой факт надо отметить за столом!
«Этот, по крайней мере, говорит только то, что чувствует, — подумал Андрей. — Ему хочется выпить, и он готов немедленно объявить себя тамадой». И утвердительно кивнул Оричу.
Позади поздравляющих оказалась Нина. По ее лицу Андрей понял: она встревожена тем, что поздравляющих набирается все больше и больше. Ужин был давно уже заказан, но хватит ли мест? Андрей позвал Нину.
— Мы обсуждаем предложение Орича. Он считает, что нам надо всем вместе поужинать.
— Конечно, конечно, — заторопилась Нина. И, наклонившись к плечу мужа, заискивающе посмотрела ему в глаза: — А Башкиров и Улыбышев будут?
Он улыбнулся и окликнул Башкирова:
— Георгий Емельянович, вы, надеюсь, не откажетесь принять участие в ужине?