— А мне показалось, что Марина Николаевна…— начал Пустошка и вдруг умолк.
— Что — Марина Николаевна? — раздраженно спросил Орленов.
— Нет, я подумал, как это подло — в большом деле ссылаться на мелкие чувства, — пробормотал инженер.
— Да ладно уж, договаривайте. Одни говорят, что я ревную жену к Улыбышеву, а вы уверены, что Чередниченко чуть ли не моя любовница! Нечего сказать, хорошего союзничка вы себе выбрали! — сердито произнес Орленов.
Горечь и обида, прозвучавшие в голосе молодого ученого, направили мысли Федора Силыча по другому руслу, и замешательство его прошло. Борьба, как видно, разгоралась не на жизнь, а на смерть, если противник прибегал к таким средствам. Надо было бы предупредить Орленова, что противник располагает и не таким оружием. Нельзя приглашать союзников, не раскрыв им честно опасностей, которые предстоят.
Однако Орленов стал таким колючим, что с ним об этом не заговоришь. Придется сначала посмотреть, что представляет собой Горностаев, а потом уже решить — выключить ли молодого ученого, который так понравился Пустошке, из борьбы или же, наоборот, посвятить его во все неприятности. Директор завода только что намекнул Федору Силычу, что завод может работать и без него.
Горностаев ожидал посетителей у сенного навеса возле фермы. На его соломенной шляпе, как странные украшения, торчали пучки сена и травы. Несколько травинок запуталось в усах, словно он сам превратился в травоядное.
Орленов и Пустошка, спрыгнув с машины, направились к Горностаеву. Сейчас они шли поодаль друг от друга, как поссорившиеся муж и жена. Горностаев взглянул на них и мрачно улыбнулся в усы. Ничего себе парочка! Если между ними нет даже согласия, так можно себе представить, что они могут сделать! А Борис Михайлович испугался! Было бы кого бояться!
А Пустошка? Так вот каков он, этот «враг №1», как называет его Борис Михайлович. Странный тип! Непонятно, почему Улыбышев так нервничает. Клетчатые брюки, вид дачника на отдыхе, ничто не вяжется с образом опасного врага. Должно быть, Борис Михайлович, по подозрительности, какая часто овладевает изобретателями, преувеличил возможности Пустошки. Он даже не похож на инженера.
Орленов с любопытством оглядел подвесную дорогу. Нет, Горностаев не терял времени даром. Он не тратил его на борьбу с ветряными мельницами, не ездил по вздорным поводам искать помощи и консультации, не связывался с Пустошкой. Он работал! Возле сенного склада стояла странная машина, похожая на сенокосилку, только вместо ножей в ней были соединены несколько грабельных рядков. Они составляли вместе один полный цилиндр. Андрей еще не представлял себе, как она должна работать, но ясно было, что это какой-то своеобразный механизм из тех, что должны были по замыслу Горностаева облегчить труд людей на молочной ферме.
Горностаев, заметив любопытство Орленова, подобрел.
— Интересно? — спросил он, поздоровавшись. — Вот, соорудил! Долго думал, но, кажется, нашел…
— А я вот никак не могу понять, что это за механизм, — признался Орленов.
— Сейчас увидите! — милостиво сказал Горностаев и посигналил кому-то рукой.
На крыше здания зажужжал мотор, подвесная дорога дрогнула, тросы ее закачались и загудели! И Орленов увидел, как с далекого поля поплыла вагонетка — сначала она казалась не больше мухи. Но вот вагонетка с грузом свежескошенной травы приблизилась к сенному сараю. Вот она повисла над люком в крыше и перевернулась. Трава упала с глухим шуршанием, принося с собой запах ветра, поля, солнечного зноя. И в тот миг, когда трава падала, странная машина, заинтересовавшая Орленова, пришла в движение.
Она была действительно здорово придумана! Автоматический выключатель сигнализировал мотору машины о прибытии вагонетки. Мотор заработал, и странная машина начала собирать и связывать траву в охапки. В то же время она пододвигала охапки к крюкам второй подвесной дороги, что уходила из сарая в здание фермы. Горностаев привычным движением втыкал крюк в охапку травы, тросик натягивался, канат двигался, и эшелон свежего корма неторопливо втягивался в ферму, словно поезд входил в депо.
Воткнув крюк в последнюю охапку травы, Горностаев сделал приглашающий знак своим посетителям и пошел внутрь здания фермы. Канат все еще двигался, отвозя свою ношу к дальним стойлам. Коровы, как видно уже привыкшие к новому способу доставки корма, равнодушно следили выпуклыми карими глазами за движением травы, а охапки, задевая за деревянные затворы, с глухим шумом падали прямо в кормушки.
— Здорово! — восхищенно сказал Орленов. Пустошка только покачал головой.
Удовлетворённый восхищением зрителей, Горностаев снял шляпу и вытер лицо платком.
— Ну, с чем пожаловали? — спросил он добродушно.
Орленов взглянул на инженера, предоставляя тому право начать. Пустошка поежился, будто укладывал на спине поудобнее ношу, которую взвалил на него Орленов, но начал довольно решительно:
— На заводе издан приказ о немедленном выпуске трактора Улыбышева. Только вмешательство филиала может приостановить это издевательство над техникой…
— А вы уверены, что это издевательство? Других слов у вас нет?
— Дело не в форме, Константин Дмитриевич! — воскликнул Орленов, приходя на помощь инженеру.
— Спокойнее, Андрей Игнатьевич! — Горностаев поднял руку, как будто просил тишины на собрании. — Сказать можно что угодно, а где доказательства?
— Вот, вот они! — запыхтел Пустошка, вытаскивая из грудного кармана какие-то бумажки.
Горностаев отмахнулся от него с таким видом, словно сбрасывал пылинку. Он смотрел на Орленова.
— Если один говорит, что вы нападаете на Улыбышева из личной неприязни, а другие утверждают, что инженер Пустошка добивается соавторства, то как рассматривать это дело? Ну-ка, скажите, молодой человек?
Пустошка растерянно уставился на Горностаева, потом начал лихорадочно заталкивать свои бумаги обратно. Орленов стиснул зубы так, что они заскрипели. Горностаев отвернулся, сердито покашлял и сказал:
— Я так не думаю, но заткнуть чужие рты не могу. Мне и самому надоели эти разговоры. — Он искоса взглянул на обоих своих посетителей. «Эк их скрутило от одной фразы! А если еще и Подшивалов навалится?»
Орленов и Пустошка, оба с мрачными лицами, продолжали стоять перед ним, не опуская глаз, и он раздраженно добавил:
— Ну, хорошо, хорошо, мы посоветуемся.
— Когда?
— Как только вернется Улыбышев. Он уехал в южные районы. Может быть, через неделю…
— Завтра! — сказал, как выстрелил, Орленов. Пустошка послушно закивал головой.
Нет, они не такие уж робкие люди, если даже то предостережение, о котором не смог умолчать Константин Дмитриевич, не подействовало на них. Так или иначе, но поговорить придется! И лучше — как можно раньше!
— Я позвоню Борису Михайловичу, чтобы он вернулся немедленно, — сухо сказал Горностаев. — В конце концов, он главное заинтересованное лицо. Но и вы не забывайте, что мы дали обязательство провести осеннюю пахоту в Раздольненской МТС электрическими тракторами. Я думаю, что даже работники МТС не позволят вам затягивать выпуск машины.
— А что они скажут, если тракторы не потянут плуги? — спросил Орленов. — Ах, Константин Дмитриевич, — уже более мягко, но все с той же интонацией непримиримости продолжал он, — мне кажется, что вы тоже засели на острове, как в крепости… Кругом вода, и вам кажется, что никто сюда не доберется… А Улыбышев пользуется этой вашей позицией...
— Вы и меня считаете бездельником? — тихо спросил Горностаев. И столько горечи было в этом вопросе, что Орленов внезапно умолк, растерянно поводя глазами вокруг.
Солнце стояло в зените. Пахло вялой травой. Протяжно и спокойно мычали сытые коровы. Жужжали моторы подвесной дороги распределительного пункта, откуда в ворота фермы сейчас снова вползали охапки корма.
Горностаев стоял с бледным лицом и смотрел на Орленова. Встретив его взгляд, Андрей опустил голову.
Но вскоре упорство бойца возвратилось к нему. Его обвинили в личной заинтересованности! Ничего уже не изменить. Ему придется доказывать не только неправоту Улыбышева, но и свою чистоту. Он поднял глаза на Горностаева и спокойно, тихим голосом, в котором силы стало еще больше, сказал: