Пока же нельзя было позволять ему надеть мне на голову этот металлический колпак; не то чтобы я опасался, что аппарат заработает, нет, однако мне было хорошо известно, как ведут себя сумасшедшие, когда у них что-либо не выходит. В бездействии аппарата он вполне может обвинить меня, и тогда будет трудно предугадать последствия. Однако я мог попытаться предсказать поломку и таким образом расположить к себе гиганта, который увидит во мне пророка, колдуна или даже какое-нибудь мексиканское божество. При моем знании местной мифологии этот проект не следовало сбрасывать со счетов, хотя предпочтительными представлялись все же другие способы задержки времени. Интересно, за кого он примет меня, если поверит в пророчество? За Кетцалькоатля или Хайцилопочли? Если рассуждать трезво, пусть он считает меня хоть Девой Марией, только бы дотянуть до пяти утра, когда поезд прибудет в столицу.
Первой в дело пошла бородатая уловка с завещанием. Как только сумасшедший повторил свой приказ поторапливаться, я принялся рассказывать ему о своей семье, о предстоящей свадьбе - после чего, закончив, попросил еще несколько минут, чтобы оставить последние распоряжения относительно моего имущества. Если, заверил я своего попутчика, он одолжит мне немного бумаги и согласится отправить завещание по почте, я приму смерть со спокойной душой. После некоторого колебания он благосклонно кивнул и выудил из своего необъятного саквояжа блокнот, который торжественно вручил мне, когда я снова уселся на сиденье. Следующую заминку вызвала мастерская авария с острием карандаша, и гиганту пришлось снова опускаться в недра своего саквояжа. Ссудив меня новым прибором для письма, он забрал у меня поломанный и принялся сосредоточенно затачивать грифель большим ножом с костяной рукояткой, который извлек из-за пояса. Очевидно, что второй раз моя уловка вряд ли сработает.
Сейчас мне трудно припомнить, что я писал в блокноте. По большей части это были бессвязные фразы и отрывки из всплывавших в памяти книг, которые я тоже записывал, когда не знал, что придумать. Почерк превзошел мои самые смелые ожидания: строки сливались в жуткую кашу, в которой отчетливо проглядывались лишь отдельные буквы и слова. Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что мой экзекутор может взглянуть на написанное, прежде чем начать эксперимент, и содрогался при мысли о том, что за этим последует. Поезд замедлил ход, и секунды стаей испуганных крыс, поскакали по моей спине. В прошлом я только присвистывал, удивляясь резвому перестуку колес, однако сейчас их темп, казалось, упал до неторопливого поскрипывания похоронных дрог - моих похоронных дрог, мелькнула мрачная мысль.
Моей хитрости хватило на четыре страницы убористого текста; под конец сумасшедший достал часы и сообщил, что у меня осталось всего пять минут, не больше. Следовало что-то предпринимать дальше. Я лихорадочно дописывал последние строчки, когда мне в голову пришла потрясающая идея. Поставив размашистую подпись под своим сочинением, я протянул листки сумасшедшему великану, которые тот небрежно запихнул в левый карман куртки, и напомнил ему о своих влиятельных друзьях в Сан-Франциско, которых могло бы заинтересовать его изобретение.
- Может быть, мне составить рекомендательное письмо для вас? поинтересовался я. - Небольшой набросок и описание вашего экзекуционера гарантируют вам сердечный прием с их стороны. В их силах помочь вам добиться известности, и, само собой, они непременно примут ваш метод, если услышат о нем от кого-нибудь вроде меня - человека, которого хорошо знают и которому доверяют.
Неудовлетворенное тщеславие должно было клюнуть на эту удочку, и действительно, великан немедленно заглотил крючок. Религиозная часть помешательства была отброшена, как половая тряпка; глаза безумца загорелись от нетерпения, хотя он и приказал мне поторапливаться. Из недр саквояжа появилась громоздкая коробка, полная стеклянных цилиндров и катушек индуктивности, к которым крепился провод от шлема, и в следующую минуту великан обрушил на меня кучу технических терминов, по большей части бессмысленных для моего слуха. Притворившись, что записываю все, что он говорит, я с любопытством разглядывал его батарею, спрашивая себя, действительно ли она работает? Незнакомец, по-видимому, и вправду был инженером. Описание собственного детища доставило ему настоящее удовольствие; его порывистость исчезла, движения стали более спокойными. Серый рассвет забрезжил за окном, и я физически почувствовал, как с каждым его словом мои шансы становятся все более осязаемыми.
Однако он тоже заметил рассвет и снова свирепо нахмурился. Для меня его недовольство могло означать только гибель. Когда он с решительным видом поднялся, отложив батарею на сиденье рядом с саквояжем, я напомнил ему, что еще не успел сделать набросок, и попросил подержать шлем в руках, чтобы мне было удобнее зарисовывать. Гигант заворчал, но уступил и сел, не переставая предупреждать, чтобы я поторапливался. Следующей задержкой был мой вопрос: как ведет себя жертва во время казни и как преодолевается ее сопротивление?
- Преступника крепко привязывают к столбу, - отвечал он. - Сколько бы он ни мотал головой, шлем плотно прилегает к вискам и затылку; проволока даже сжимается, когда по ней пропускают ток. Для регулировки уровня мощности в приборе есть реостат: здесь предельный уровень, видите?
За окном замелькали вспаханные поля и одинокие домики. Мы подъезжали к столице. В этот момент меня осенила новая идея.
- Извините, - я виновато улыбнулся. - но чтобы рисунок получился, мне необходима модель. Вы не могли бы на пару минут надеть шлем, чтобы мне было легче зарисовать его? Газеты и официальные круги непременно захотят узнать, как он выглядит. В подобных делах требуется завершенность, поверьте моему слову.