- Стало быть, запасов зерна не имеете, господа хорошие. Германским и поляцким панам поспешили отдать? А трудовому народу? Шиш!
- Генрик, кто эти люди?
Конрад Наркевич-Иодко также ступил на крыльцо, где его брат пробовал урезонить полудюжину мужиков. Двое из них ввалились с плохонькими ружьишками, у остальных – топоры, воткнутые топорищами за армяки. Самый звероватый с виду вытащил его и нарочито медленно погладил по обуху.
- Представились комитетом бедноты из Песчаного. Требуют пшеницу на посевную, будто у нас хоть зёрнышко осталось.
- А то не? Сколько кровушки выпили, паны клятые! Давайте серебро столовое, шо у вас там ёсць.
Говоривший, узкоплечий парень с бугристым тёмным лицом шагнул на ступени. Пятеро его товарищей подпёрли сзади, приговаривая: кончилось ваше время, открывайте закрома!
Старший из братьев презрительно глянул на босоту, отодвинул Генрика и спросил у предводителя.
- Так, пан оборванец. А мандат уездных властей вы имеете? Ежели просто грабители, разговор короткий.
Из кармана серого френча он вынул руку с «Наганом». Ствол упёрся в лоб искателю бедняцкой правды, сухо щёлкнул взводимый курок. Заметив, что сельские пролетарии не отступили, Конрад прибавил:
- В барабане семь патронов, вас шестеро – одному повторю на закуску. Как врач заявляю – наделаю дырок там, где ни один коновал не заштопает. Ну!
Передний зло зыркнул и ступил назад. Его рябой низкорослый сосед засуетился вдруг и потянул из-за пазухи смятую бумажку.
- Как же, вот он мандат! С печатью, всё по полному праву.
Конрад брезгливо глянул на писульку.
- Вижу – комитет бедноты Песочного. А где написано, что «Над-Нёман» входит в вашу юрисдикцию? Что составляет компетенцию? Где полномочия реквизировать фураж и продовольствие? Экспроприировать имущество? Стало быть – грабители вы. Считаю до трёх и начинаю отстреливать по одному. Раз, два…
- Не части, барин, - комбедовцы мелкими шажками попятились к воротам. Из потока непонятных панских слов они уяснили, что бумажка от пули не защищает. Самый борзый – узкоплечий предводитель – у выездной брамы оглянулся, бросив угрозу вернуться и разобраться.
Генрик плотнее запахнул пальтишко.
- Вшистко едно, брат. Сегодня прогнали – а дальше? Они и правда вернутся. Работать не умеют и не хотят, знают только отнять и поделить. Не будет нам жизни в Над-Нёмане. Давно запамятовали отцовскую заботу и бесплатное лечение. А как он солдат из Минска в третьем году вызывал – помнят.
Конрад спрятал револьвер в карман. По его лицу трудно понять – рад ли, что обошлось без крови, или готов был уже выстрелить в постылых соседей, которые мало того, что с прошлого века ни гроша не заплатили за арендные земли, так с начала войны постоянно норовили что-то украсть.
- Если сбежим – конец. Всё, отцом и дедом построенное, превратится в кабак для комитета бедноты.
Младший паныч грустно опустил голову. Потом нашёл силы высказать наболевшее.
- Давай смотреть правде в глаза. Санаторий закрылся ещё в одиннадцатом, когда проклятых комбедов и в помине не было. А теперь и отец бы не справился с быдлом, дорвавшимся до власти. Адам бросил поместье и уехал в Польшу. Пришёл наш черёд.
Ещё несколько дней Конрад мялся, раздираемый противоположными чувствами. С запада доносятся противоречивые слухи: вроде Пилсудский собирает мощную армию для борьбы с Советами, обещает восстановить Речь Посполитую в старых границах польско-литовской унии – «от можа до можа». То есть от Балтики до Чёрного моря. Но с красными не справились Деникин, Колчак, Врангель. Французы и англичане высаживали войска – тщетно.
Ждать можно бесконечно. Конрад собственноручно запряг в бричку последнюю кобылу, ещё оставшуюся в конюшне – ей побрезговали германские мародёры, почётно обзывавшие себя «интендантской службой» или чем-то вроде того. На копытном транспорте – авто давно изъято на военные нужды – отправился в Узду, где сохранилась связь с уездным городом, и пропал.
Генрик извёлся. Он пережил новый приход пролетариев, которые без долгих разговоров заехали ему по лицу и вынесли из дома часть утвари. Как объяснил один из них – на основании революционной справедливости.
Затем появился Конрад, да не один, а в сопровождении целого поезда из нескольких подвод.
- Марк Давидович Рубинштейн, Минский губернский совет рабочих и крестьянских депутатов, - представился чернявый человечек в длинной кожаной куртке, возглавивший караван. – Вы – пан Генрик? Очень приятно, наслышан от вашего брата. Отчего же вы в Польшу собрались, Генрик? Здесь устанавливается новый порядок, революционная власть для народа. Нам нужны образованные медицинские товарищи. Работа найдётся и в уездной, и, могу предположить, в губернской клинике.