Руки трясутся, пока я готовлю кресло для грез, чтобы войти в сознание представителя Белл. Сглатываю комок в горле. Я не могу позволить себе погрузиться в кошмары, как раньше. Я не могу позволить себе галлюцинации, ни здесь, ни сейчас.
Слабый гул наполняет мои уши, когда ультразвуковой шлем нагревается. Это напоминает мне звук, который издавали андроиды перед тем, как взорваться. Я опускаю ультразвуковой шлем на голову и отключаюсь.
В голове представителя Белл бушует ураган. Как только я вхожу в его сон, я чувствую это. Воздух тяжел от запаха теплой влажной земли, и я слышу, хотя и не вижу, грохот волн и отдаленные крики, наполненные страхом. Там темно. Этот мощный шторм заливает улицы и топит лодки. Поначалу, из-за темноты, я боюсь, что это то, что старики называют хита тал-амриджа — шторм, когда песок из пустынь на юге переносится облаками и осыпается на Мальту. Постепенно мир проясняется. Свет жуткий, почти зеленый. Город заброшен — я даже не вижу здесь представительниц прекрасного пола.
Огромная капля дождя падает мне на плечо. Я вытираю каплю рукой, и та сразу становится красной. Определенно, это пылевая буря — иногда люди называют ее кровавым дождем, потому что Земля красноватая и оставляет все — окна, машины, одежду — в пыльном, темно-розовом цвете.
Снова идет дождь, словно стена из воды. Липкий, вязкий — не зернистый, как шита тал-амриджа. И тут я понимаю: это не грязная вода, падающая с неба. Это, буквально, кровь.
Я поднимаю голову, и капля крови попадает мне прямо в глаз. Ругаясь, вытираю лицо, пытаясь стереть кровь, но она повсюду, словно я пытаюсь высохнуть посреди океана. Прикрывая лицо ладонью, смотрю в небо.
Я в центре циклона.
Гигантские белые облака кружатся надо мной, как спиральная галактика, глаз — крошечное темное пятнышко. Буря набирает обороты, хлещет кровавым дождем, как удары кулаков, ветер столь свирепый, что рвет одежду и режет кожу.
В голове представителя Белл крутятся мрачные мысли — кровавые мысли — и они вызвали самую большую бурю, которую я когда-либо видела. Я закрываю глаза, когда над головой раскатывается гром, молния шипит и потрескивает так близко, что волосы на руках встают дыбом. Представитель Беллз здесь, где-то в этом шторме. Я должна найти его. Я должна остановить циклон. Я должна погрузить его в мирную задумчивость, что-то, за что он сможет держаться, пока я роюсь в его мозгу в поисках ответов.
Я сосредотачиваюсь на том, чтобы остановить кровавый дождь. Капли падают все медленнее и медленнее. Делаю глубокий вдох, представляя, как облака распадаются, превращаясь в пушистые кусочки сахарной ваты. Я не открываю глаз до тех пор, пока шум дождя не стихает и я не чувствую тепло средиземноморского солнца на своем лице.
Однако когда я поднимаю глаза, вихрь все еще никуда не делся — это просто яркие белые облака, никакого дождя. Он нависает над нами, напоминая о том, что сознание представителя не может быть полностью очищено от его насущных мыслей. Но так как больше не льется кровь, а гром и молния прекратились — я оставляю его.
Солнечные лучи из облаков прекрасно освещают представителя. Он лежит на земле, весь в крови. Поначалу я думаю, что он ранен — редкое зрелище в мечтах, будь они счастливыми или нет. Но потом он моргает, белки его глаз невозможно ярко выделяются на темно-красном лице, и я понимаю — он не пропитан собственной кровью. Эта буря была хаосом его разума; кровь была кровью его жены и дочери, лежащих мертвыми на земле перед ним.
— Простите меня! — он кричит на их тела. — Простите меня!
Представитель хотел снова увидеть жену и дочь, но не для того, чтобы вновь пережить счастливые воспоминания. Это было извинение, а извинение означает, что он помнит, что произошло, а это значит, что он оказался в ловушке кошмара, который уже сбылся. Я должна заставить его погрузиться в другую задумчивость, такую, чтобы он мог забыть.
Я закрыла глаза и сосредоточилась.
— Что ты делаешь, мальчик? — спрашивает грубый голос.
Представитель смотрит на деда. Пока он смотрит на него, город растворяется в апельсиновой роще, а печаль представителя Беллз постепенно тает, откидывая его воспоминания в то время, когда он еще не стал отцом, до того, как у него появились обязанности, до того, как он стал виновен в их невыполнении. Но тела по-прежнему там. Он почти спотыкается о них, приближаясь к деду.
— Они ушли, — глухо говорит представитель Белл.