Я смотрю, не в силах оторваться от воспоминаний Джека.
А затем Джек отворачивается от окна, где в отражении поправлял галстук, и видит меня. Город исчезает.
Сонный пейзаж − серый и пустой, не бесплотный, просто пустой. В какой-то момент город был там, такой властный и огромный, а в следующую секунду он исчез.
Это происходит так внезапно, что я начинаю задыхаться.
Значит, это правда. Джек действительно встречал меня раньше. И когда он увидел меня впервые, весь мир для него померк.
Глава 38
Я не могу понять, что вижу.
Я… я и понятия не имела, что когда-то встречала Джека. Но когда он увидел меня в первый раз… он видел только меня, все остальное исчезло. И через его глаза − это была та самая Я, которой мне хотелось быть. Он видел меня лучше, чем я есть на самом деле.
Едва дыша наблюда., как мы разговариваем в его воспоминании. Мир вокруг Джека и его воспоминания обо мне медленно всплывают, но грань исчезает. Свет теперь тусклый, едва видимый. Звуки приглушены. Запах лимонов и лаванды − как и мой шампунь − сильнее запахов еды, продаваемой уличными торговцами, вездесущая соленость в воздухе.
Я изменила восприятия Джеком мира.
Его воспоминания ускоряются по мере того, как он следует за воспоминаниями − я погружаюсь в грезы. Он встречает мисс Уайт, они разговаривают. Мои глаза танцуют над картиной воспоминаний Джека в первые дни его работы в Грезах в качестве помощника мисс Уайт. Она никогда не позволяла ему заниматься серьезными делами, но он поддерживал графики и данные, помогал ей с клиентами-спа, но не с грезами.
И я замечаю, что он смотрит на задний план, а не на нее. Он смотрел на меня.
Теперь, когда я вижу его воспоминания, это так странно. Но я не могу не обратить внимание на то, как Джек думает обо мне в своих воспоминаниях. В каких бы воспоминаниях я не появлялась, его мир становился сразу ярче, слаще. За пределами моего сияния он тусклый и темный.
Вскоре память Джека замедляется − примерно через месяц после того, как он начал работать в Грезах. Он видит, что я плачу. Я помню ту ночь. Не Джек, − но я помню, как плакала, сидя на скамейке на крыше нашей квартиры. В тот вечер мамины врачи заговорили об уходе после смерти, и их лечение было направлено на то, чтобы мама чувствовала себя комфортно, а не пыталась найти лекарство.
В ту ночь врачи отказались от нее.
Я закрыла глаза, вспоминая. Я поднялась по лестнице в мамин сад − к сожалению, заброшенный на тот момент, почти все было мертво, а в гидропонной системе начали цвести водоросли. Я села на скамейку и заплакала. Я ничего не скрывала. Несмотря на то, что я сидела на крыше, в одном из самых больших городов в мире, я чувствовала, что это самое уединенное для меня место − вне пределов слышимости от всех остальных, в месте, куда мама больше не могла попасть.
Когда я думаю о том времени, я вспоминаю насколько мне было одиноко.
Но в памяти Джека он там. Он услышал меня с улицы и поднялся по пожарной лестнице. И нашел меня.
В памяти Джека он был со мной. В своей памяти − я одинока.
Каждая деталь верна. В тот день я была именно в этой одежде, на штанах было горчичное пятно. Это было лето моей несчастной челки, и вот она, в памяти − мое лицо.
Но Джека нет в моей памяти о той ночи.
В этом воспоминании, в его воспоминании, которое я наблюдаю, Джек обнимает меня до тех пор, пока я не перестаю плакать, а затем, в его воспоминаниях, я смотрю ему в глаза, и мы целуемся.
Я помню, как плакала в ту ночь, а потом легла спать одна. Но мои губы в синяках. Я прикасаюсь к ним, наблюдая, как мы целуемся. Я закрыла глаза. Кажется, я помню прикосновение его губ к своим. Давление, его вкус.
Нет.
Я открываю глаза. Это не реально. Мы очнемся от Грез Джека, и экраны покажут мне, что все это − плод его воображения. Но часть меня хочет, чтобы это было реальностью. Та часть меня, которая помнит, как плакала в одиночестве. Хотела бы я, чтобы в ту ночь там был кто-то, кто мог поцелуями прогнать боль.
Память Джека прогрессирует. В его сознании мы стали ближе − ближе, чем я когда-либо была с кем-либо в своей жизни, даже с Акилой. Проходят месяцы. Я рассказываю ему о своих самых темных страхах, а он шепчет мне свои. Мы целуемся. Мы не просто целуемся. Мои щеки горят, а глаза расширяются, когда я вижу Джека и в воспоминаниях я, снимающая с нас одежду, наши руки, глаза и губы жаждут большего, большего, большего. Я не могу оторвать глаз, наблюдая за всем этим. Я наблюдаю за ним. Впитываю, как он смотрит на меня, любовь в его глазах. Нежное прикосновение. Голодные прикосновения. Как он держит меня, позволяя мне парить.