Она нажала отбой, не дав подруге возразить.
Маша знала, что кошмар скорее всего вылился из паршивого гадания. Воистину, не умеешь – не берись. А ее ведь предупреждали. Последнее высказывание призрака «Тисэ, мысы…» было одним из написанных на стене заброшенного дома в ее сне. Там она его не видела, но была уверена, что оно было среди многочисленных «Мас, Мис, косэк и мысэк». Что-то было в этом знакомое. Она где-то уже слышала подобное… Нет, уже не вспомнить.
Маша вошла в ванную. Включила воду и посмотрела в зеркало на свое отражение. На мгновение ей показалось, что она видит перед собой маленькую веснушчатую девочку с русыми косичками. Девочка будто смотрела на нее через призрачное окно из прошлого. Нехорошего прошлого. Сначала девочка стояла, как и Маша, в ванной комнате, но потом стены за спиной девочки начали меняться, и Стрельцова увидела комнату из своего кошмара. Тысячи букв покрывали выгоревшие обои. Маша с ужасом осмотрелась – может, и она вернулась в кошмар. Но нет, она как стояла в ванной, так и продолжала там стоять. Мария снова посмотрела на девочку в зеркале-окне и тут же вскрикнула. За девочкой стоял лысый мужчина в резиновых перчатках.
– У Масы на кармаске маки и ромаски, – произнес лысый, и ванную вместе с зеркалом поглотила тьма.
В «Альбатросе» было как никогда пустынно. Света и Маша сидели за третьим столиком слева от входа. Паша был рад, что решил прийти именно сюда. Вялые движения выдавали бессонную ночь. Только когда он уселся за столик к девушкам, до Павла начало доходить – его пытался убить родной отец.
– Привет, девчонки. – Курагин сел за столик.
– Ты как здесь? – спросила Маша.
– Да вот иду мимо, смотрю, вы сидите… – Пашка поднял руку, подзывая официантку. – Меня хотел убить отец, прикиньте, – сделав заказ, произнес он.
– Наверно, нажрался вчера? – предположила Света.
– Он не пьет уже лет десять, наверное, – Пашка виновато улыбнулся.
– Да я не о нем. Ты нажрался?
– А? Не, ну выпили с Димычем и Юрцом…
– Что? Этот придурок тоже был с вами?!
– Да не, он не пил, – попытался выгородить Паша Диму перед сестрой.
– Ну-ну, что там с отцом? – Маша взяла его за руку. Она была чем-то напугана.
– Он пришел какой-то странный. Я даже подумал, что он запил. Ходил по квартире и что-то бормотал себе под нос, а потом набросился на меня с отверткой.
Официантка принесла заказ – чашку кофе и круассаны. Пока женщина выставляла принесенное с подноса, молодые люди молчали. Потом Пашка закатил рукав и показал рану с запекшейся кровью.
– Мой старик слетел с катушек.
– Поздравляю, сынок. Твой папаша сидит на каких-то колесах, – улыбнулась Маша.
– Че?
– Через плечо. Он нашел замену алкоголю.
Они снова замолчали.
– У Маши на кармашке розы и ромашки, – вдруг произнесла Стрельцова.
Курагин подавился. Откашлялся, запил кофе и, выпучив красные глаза, спросил:
– Это что за хрень?
– Поговорка из моего сна.
Паша кивнул.
– Надели Паше галоши и гамаши, – произнес парень и снова принялся за круассаны.
– Тебе тоже снился сон? – спросила Маша. Она не знала, радоваться этому или нет. Но в глубине души она все-таки радовалась. Радовалась, что не одна попала в этот кошмар.
– Какой сон? – не понял Курагин.
– Ну, ты сейчас произнес поговорку, написанную на стене, – уже не так уверенно произнесла Стрельцова.
– На какой стене? – Света Колтун тоже заинтересовалась их разговором.
– Не важно, – обиженно проговорила Маша и отвернулась к окну. Она поняла, что ошиблась.
– Да нет же, постой, Машка, – Света потянула подругу за рукав. – Ночью мы с Сережкой немного поспали…
– Да ну! – Маша улыбнулась.
– Да не перебивай ты. – Света тоже улыбнулась. – Мне приснился какой-то лысый мужик в резиновых перчатках, как у уборщицы, и с копьем в руке.
Слово «лысый» было волшебным или, в случае Маши, колдовским. Она буквально подскочила на месте.
– И что? Он что-нибудь говорил?
– Да нет. Хотя мне показалось, что он шептал что-то типа «Тисэ, мысы, кот на крысэ…». Ну, помнишь, что нам дух Пушкина написал.
– Это был он! – воскликнула Маша.
– Да нет же, Машенька. Что ж я, по-твоему, дура, что ли? Я видела Пушкина и знаю, что лысый из сна – совсем другой человек. – Она задумалась. – Да нет! Даже если Александра Сергеевича обрить наголо, это будет не он.
Маша едва взяла себя в руки, чтобы не закричать на подружку.
– К нам мог прийти не обязательно дух Пушкина, я же уже говори… – Она вдруг осеклась, вспомнив, что говорила об этом только Стасу.
– То есть как?