Если бы Питер имел встроенный в глазу объектив, он смог бы и сейчас увидеть то, чем отличалось это место от обычного для последнего столетия пейзажа, раскинувшегося на многие тысячи миль вокруг. Но он просто знал, что должно было быть там.
Питер остановил электроцикл и посмотрел вниз, в долину, жадно хватая воздух ртом.
— Они поймут, я им докажу! — пробормотал он словно в забытьи и резко рванул с места, вспугнув в кустах какую-то крупную ночную птицу.
Полковник Мицуко удовлетворенно хмыкнул и передал прибор ночного видения молодому лейтенанту Баррелу.
— Мы возьмем его утром, — сказал он.
— А разве… — начал было капитан Гастингс, но полковник, который постоянно был с ним не в ладах, раздраженно заметил:
— А вы, капитан вообще помолчите. Ваша задача — как можно полнее уничтожить… ЭТО… — он с отвращением сплюнул в песок, не найдя слова погрубее. — А делать это надо будет при дневном свете. При нормальном ярком свете. Чтобы ни молекулы не осталось! Напалма вам выдали предостаточно. Я лично проконтролирую процесс.
— Мое предложение насчет бомбы… все-таки… было… — промямлил капитан, озадаченно теребя мочку уха.
Полковнику тоже больше нравилась идея мощного взрыва, который впоследствии можно было преподнести населению с единственно верной политической позиции, но, так как она первоначально принадлежала Гастингсу, то он пошел на принцип.
— Весьма глупо, — заявил он и, помолчав, для вескости добавил. — И вообще, мои приказы не обсуждаются. Операция совершенно секретна.
Гастингс пожал плечами и нырнул внутрь бронетранспортера, недовольно скривив физиономию. Черт подери этого старого хрыча, в который раз в бешенстве думал он.
— А вы, Баррел, — обратился Мицуко к молодому лейтенанту, — должны взять его живым, не забывайте об этом. Я лично затем вытрясу из него имена всех членов его преступной группировки, явочные места, идеи, планы и так далее…
— Есть, сэр! — звонко щелкнул каблуками Баррел, мигом оторвавшись от бинокля.
— Да расслабьтесь вы, лейтенант! — улыбнулся полковник. — Как на плацу, ей-богу… Что вы вообще думаете обо всем этом? — Мицуко показал подбородком долину. — Каковы ваши чувства?
— Это просто невероятно! — в юношеском запале гневно вскричал Баррел. — Он не мог, видите ли, как остальные законопослушные граждане, заниматься этим дома! Как он только может! Да ему и смертной казни мало будет! — он в нетерпении застучал ладонью по броне машины. — Мы обольем его самого напалмом и подожжем, чтобы знал, как нарушать святая святых — Конституцию! Главный Закон! Его Первую Статью! Он не просто вышел на поверхность, он… он… — лейтенант захлебнулся собственной слюной и закашлялся.
Полковник по-отечески похлопал его по спине. Хороший из него выйдет офицер, довольно подумал он. Зелен, правда, еще, но ничего, наберется ума, да поостынет. Такие нам нужны! Завтра первое его серьезное задание, посмотрим же, на что он способен!
— Дело даже не в том, что он там вытворяет, хотя и это очень прискорбно — противоречит здравому смыслу и, главное, закону, — сказал он, и по его щеке прокатилась одинокая мужская слезинка. — Питер Камовски предал наш ОБРАЗ ЖИЗНИ, нашу святую ИДЕЮ… ИДЕЮ наших отцов!..
Утро выдалось туманное и холодное. Питер вылез из спального мешка, быстренько привел себя в порядок и наспех перекусил. Предстояло много работы. Солнце уже встало, но в долине еще царил полумрак. Лучи светила достигнут ее только где-нибудь через час.
Питер медленно пошел по вытоптанной им тропинке. Боже, думал он, как прекрасно! Слева от него, на добрую сотню ярдов раскинулась делянка крупных, просто замечательных ярко-красных тюльпанов, справа — синели длинные ряды обыкновенных васильков, лютиков, а чуть поодаль склонили к земле свои прелестные колокольчики ландыши. Сказочные ароматы, еще не очень сильные после довольно прохладной ночи, приятно бодрили и немного щекотали ноздри. Нужно посмотреть, как там прижились ромашки, решил он и ускорил шаг.
Однако даже очарование этого места не могло отвлечь Питера от горьких мыслей. Оно служило Напоминанием о Деле. Мир постепенно сходит с ума, размышлял про себя он. Мы пошли не по тому пути. Это стали замечать еще в середине двадцатого века, а сколько времени уже прошло с тех пор! Мы были околдованы техникой, мы просто не представляли себе жизни без нее и были связаны ею по рукам и ногам. Но техногенная цивилизация, в конце концов, изживает сама себя, ибо является полностью искусственной, неестественной, ненастоящей! Да, я сам — великолепный образчик продукта этой самой цивилизации, но это уже совсем другой, не зависящий от меня вопрос.