Кизи напишет предсмертную записку. Потом за дело примется Д., человек, необычайно похожий на Кизи, Д., нарядившись под Кизи, сядет за руль старенького бортового грузовичка, направится вдоль побережья в сторону Орегона, по дороге выберет подходящий крутой обрыв, разобьет грузовичок, врезавшись в дерево, и удалится, оставив на сиденье предсмертную записку и бросив на берегу небесно-голубые башмаки, чтобы все это выглядело так, как будто он прыгнул в воду и исчез в морской пучине, не желая больше возвращаться в болото своих невзгод. Суть всего замысла состояла в том, что Д., особенно в костюме Проказника, будет очень похож на Кизи, и случись кому-нибудь увидеть его за рулем, его запомнят как человека, чьи приметы соответствуют приметам Кизи. Пускай полиция ломает себе голову. Даже если она не попадется на эту удочку, то уж со следа собьется наверняка. К чему нам лишние хлопоты - этот придурок с к о р е е в с е г о лежит на дне морском, ох уж эти треклятые наркоманы...
- Надеюсь, у этого Д. мозги раком не встанут, сказала Горянка. Однако настроена она была оптимистически. Весь замысел от начала до конца был вдохновенной Проказой.
В тот вечер Кизи с Горянкой накурились травы и принялись сочинять замечательную предсмертную записку:
"Последние слова. Голосуйте за Барри - со смеху помрете. Я, Кен Кизи, будучи (гм!) в здравом уме и твердой памяти, настоящим действительно завещаю все на свете: корпорацию, деньги и произведения - Фэй (и мне кажется, что никто не примет эту проказу за чистую монету, а теперь мне кажется, что из-за этого она мне тем более по душе)..."
До чего же было весело, черт подери! Пародия за пародией рождались в их головах, бредовые метафоры судьбы, бредовые строчки, достойные собачьего бреда хорошего поэта, заглянувшего в задницу неотвратимому року:
"Ветер, ветер, унеси меня отсюда, вперед, пусть даже путь далек!.."
Еще! Еще! Громче музыку, еще вина!
"...Океан, океан, океан, я все-таки тебя одолею, я сокрушу тебя на сей раз. Пятками попру я бесплодные ребра твои..."
Росла и росла записка, словно подробный отчет о предстоящей безрассудной поездке вдоль побережья в поисках столь полюбившегося ему крутого обрыва, чтобы броситься с него в океан, вся эта картина отчетливо представлялась неистощимому воображению Кизи и Горянки, устроившихся на потрепанном ковре в общей комнате Бэббса. Черт возьми, надо бы вставить туда малость кислоты - они п о в е р я т в то, что треклятый придурок-наркоман наглотался грозной ЛСД и сломал наконец себе шею,- и еще, черт возьми, шмякнем-ка мы как следует о дерево этот прикольный автомобиль, зальем все калифорнийское побережье кровавым правдоподобием:
"...И вновь я потерял океан. Прекрасно! Сотни миль проехал я в поисках особенного, только моего, обрыва, кислота застилает мне глаза, и я не в силах отыскать океан, кончилось тем, что я врезался в секвойю..."
Прекрасно! Готов, Рон? Он влезает в грузовик Бойса, и они направляются на юг, в сторону Сан-Диего, мексиканской границы, Тихуаны и страны всех компетентных Изгоев.
XX. ЭЛЕКТРОПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЙ КИСЛОТНЫЙ ТЕСТ
То, что произошло с Проказниками после бегства Кизи в Мексику, весьма походило на то, что в книге Германа Гессе "Паломничество в Страну Востока" произошло с Братством после того, как сбежал Лео,да, в такой четкой синхронности было нечто прикольно сверхъестественное... вот именно... Проказники! и великое автобусное путешествие 1964 года! весь их Фильм. Хотя нет: Фильм продолжался. Фантазия Гессе во всем совпадала с их собственной. Она продолжалась - вплоть до этого странного рубежа...
Лидера Братства в "Паломничестве" звали Лео. Открыто никто его лидером не признавал: как и Кизи, он был "ненавигатором" образовавшегося Братства. А исчез Лео внезапно, "нежданно покинул нас в опасном ущелье Морбио Инфериоре (Скверного недуга)", в тот момент, когда Братство было как никогда глубоко погружено в свое Паломничество в Страну Востока, на критической стадии полета, то осуждавшегося, то вызывавшего изумление. "С этого часа в нашей общности больше не было ни устойчивости, ни единомыслия, хотя наша великая идея пока еще не давала нам разбрестись. Ах, как хорошо помню я наши первые споры! Они были чем-то совершенно новым и неслыханным в нашем доселе столь ненарушимо единодушном Братстве. Их вели со взаимным уважением, с учтивостью по крайней мере сначала, они еще не вели ни к стычкам, ни к личным попрекам или оскорблениям; пока мы еще готовы были стоять против всего мира как неразрывно сроднившиеся братья..." Однако вражда становилась все более ожесточенной, и рассказчик Г. уехал после того, как всех поразил Скверный Недуг. А рассказчик Хартвег уехал после...
До чего же сверхъестественна подобная с и н х р о н н о с т ь!
В отсутствие Кизи лидером стал Бэббс. Не проводилось ни собрания, ни выборов, не было даже прощального распоряжения Кизи. Лидером становится Бэббс, - до... коллективного сознания это дошло мгновенно, не требовалось никаких раздумий. Все оставшееся в Ла-Хонде имущество они упаковали и отвезли в Орегон родителям Кизи. Архивы они заныкали в "Размахе", а позднее переправили их в Орегон, в дом Чака. Завещали они кое-что и другим торчкам, к примеру, громадный круглый стол, сплошь покрытый резным орнаментом работы Ангелов Ада. Стол они вручили новой психеделической группе "Анонимные Художники Америки", обосновавшейся в Скайлонде, в усадьбе под названием "Ранчо Диабло". Себе они взяли все, что могло сгодиться для Кислотных Тестов.
Бэббс назначил местом проведения Кислотных Тестов Лос-Анджелес, и туда с грохотом покатил автобус. Не успели они доехать до места, как начались мелкие дрязги - "в нашей общности больше не было ни устойчивости, ни единомыслия, хотя наша великая идея пока еще не давала нам разбрестись. Ах, как хорошо помню я наши первые споры!" Б э б б с ч е р е с ч у р м н о г о п р и к а з ы в а е т - Кизи, ненавигатор, попросту высказывал свое желание и дожидался, когда оно дойдет до Коллективного Сознания. Б э б б с к о м а н д у е т, к а к в а р м и и... м ы ж е н е б о й с к а у т ы". Все издевки Бэббса обернулись вдруг сплошным ядовитым сарказмом. Его загадочные замечания, его прямота обернулись жестокостью. Кое-кто из Проказников даже начал сочувствовать бедолагам вроде Панчо Подушки, жалеть этого всеми унижаемого кислотно-болтливого придурка Панчо.
Панчо, вечно терзаемый мучительным самокопанием, все еще отчаянно стремился оказаться в а в т о б у с е. Бедняга истратил все до последнего гроша, чтобы добраться из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, и в один прекрасный день догнал автобус в Лемон-Гроуве. Растянув рот в выражающей самые братские чувства улыбке, Панчо засеменил к автобусу, но, когда он уже поднимался по ступенькам, в двери его встретил Бэббс.
- По-моему, тебя сюда никто не звал, - сказал Бэббс.
- Что ты имеешь в виду? - говорит Панчо. - Я что, не могу войти в автобус?
- В автобусе никто не хочет видеть тебя в автобусе.
Улыбка с лица Панчо, разумеется, стерта, и забегавшими, как шары в бильярде-автомате, глазами он пытается разглядеть, кто сидит в автобусе, в ы в с е м е н я з н а е т е, я ж е П а н ч о!
- Ну конечно... я знаю, что кое-кому я действую на нервы, - говорит Панчо, - но я столько проехал, чтобы быть вместе с вами, ребята, к тому же я потратил на дорогу все деньги...
- Нас это не волнует,- раздается голос одного из тех, кто находится в а в т о б у с е.
- Послушайте, - говорит Панчо. - Я буду молчать. Я буду делать все, что вы захотите. Мне просто хочется помогать вам с Тестами. Я буду выполнять любую...