В июле 1989 года, то есть за четыре месяца до падения Берлинской стены, диджеям Kid Paul и Dr Motte пришла в голову безумная идея: они взяли напрокат грузовик, водрузили на него звуковую аппаратуру и в течение четырех часов разъезжали на нем по одной из центральных улиц Берлина, Курфюрстендамм, в сопровождении "эскорта" из ста пятидесяти бодро отплясывающих парней и девушек. Слоган этого мероприятия был выдержан во вполне хипповском духе: "Peace, love, unity & respect for one another"[9]. Так родился Лав-парад (Loveparade).
9 ноября 1989 года Берлинская стена рухнула.
Техно стало музыкой объединенной Германии.
Вдохновенность, жизнерадостность прославление танца и наслаждений — все это как нельзя лучше соответствовало охватившей всю страну эйфории.
По инициативе Фэта диджеи из Omen отправились в Берлин и приняли участие в бесплатной вечеринке с красноречивым названием Freedom.
Техно-сцена сразу же начала обживать монументальное архитектурное наследие Восточного Берлина. Исполинских размеров правительственные постройки одна за другой оккупировались под проведение рейвов, а власти даже не думали протестовать. Дувший над страной ветер свободы в Берлине приобрел поистине ураганную силу. Все запреты были сметены. Ничего невозможного не осталось.
В начале 90-х в Берлине открылись два гигантских (и в дальнейшем культовых) клуба — Trésor и E-Werk, благодаря которым берлинская публика получила возможность регулярно наслаждаться игрой лучших американских диджеев, таких, как Блейк Бакстер (Blake Baxter) и Джефф Миллз (Jeff Mills). Итак, клубная жизнь внутри страны была налажена, однако заявить о себе на мировой техно-сцене Германии мешало отсутствие собственных техно-лейблов и техно-продюсеров. Исправить это положение взялся все тот же Свен Фэт. Свен основал лейбл Eye Q, а вместе с ним и саб-лейбл Harthouse Records, ориентированный на вышедших из Omen молодых музыкантов, — и занялся покорением чартов вместе со своим новым проектом Barbarella. Похожие процессы происходили и в Берлине, так что не прошло и нескольких месяцев, как Германия уже могла похвастаться не одной, а целыми двумя техностолицами. У каждого города было свое фирменное звучание. Франкфуртцы во главе со Свеном Фэтом сначала записывали смесь техно, нью-уэйва и электро-попа, а потом придумали красочный психоделический саунд, которому предстояло лечь в основу немецкого транса. Берлинцы же разделились на приверженцев жесткого техно и любителей жизнерадостного, почти китчевого транса. Все эти стили сосуществовали в полной гармонии — до тех пор, пока, вдохновившись примером англосаксонских музыкальных изданий, никогда не упускавших возможности натравить друг на друга два города или двух артистов (Лондон — Манчестер, "Битлз" — "Роллинг Стоунз"), немецкий техножурнал Frontpage не решил выставить Франкфурт и Берлин как вечных соперников.
В 1992 году в Берлине прошла техно-акция Mayday — первый образец настоящего "рейва по-немецки". Отличительные черты рейва по-немецки: нечеловеческой мощности звук, лазеры и фрактальные картинки — осовремененный вариант психоделической живописи, проецирующиеся на гигантские экраны. Членов франкфуртской "делегации" во главе со Свеном Фэтом на Mayday можно было узнать по футболкам с надписями "Francfort Possee"[10] и "Don't Mess with Francfort"[11]. Послушать их и других диджеев пришли около шести тысяч человек.
Более чем терпимое отношение немецких властей к рейв-движению и, как следствие этого, полное отсутствие в последнем бунтарского подтекста привело к тому, что рейвы со временем превратились в эдакую всенародно любимую форму досуга. Началось сращивание рейва с бизнесом. Модные дизайнеры бросились запускать линии для "настоящих рейверов", а бизнесмены, в том числе и самые крупные, — спонсировать всевозможные танцевальные акции.
Но все эти культурные и экономические потрясения не были бы столь глубокими, если бы не транс — психоделическо-романтическое ответвление техно, изобретенное местными продюсерами.
О немецком феномене заговорили такие авторитетные зарубежные журналы, как ID. Артисты, которых еще недавно ни один здравомыслящий промоутер не поставил бы хедлайнерами своего фестиваля, в одночасье превратились в звезд международного уровня; немецкие хиты "Vernon's Wonderland" Vernon и "Acperience" Hardfloor стали гимнами мирового рейв-движения; лейбл Свена Фэта Eye Q покорил французский и швейцарский рынки, а сам Свен за свой альбом "An Accident in Paradise" получил от британских журналистов титул "техно-кайзер". Во франкфуртский Omen стали наведываться музыканты с модных лейблов Warp и +8 и члены подпольного детройтского техно-сообщества Underground Resistance. В 1992 году от зарубежных диджеев, желающих поиграть в Германии, уже просто не было отбоя. Тем временем немецкая андеграундная техно-сцена продолжала расти и крепнуть. Появлялись новые имена (DJ Hell и Maurizio) и новые клубы (например, кельнский Warehouse). А в Мангейме, по инициативе промоутера Штефана Чарльза, стал проводиться рейв Time Warp — своего рода альтернатива Mayday с его гигантоманией, — на котором такие звезды, как Свен Фэт, Cosmic Baby, DJ Dag и Марк Спун (Mark Spoon), выступали на равных правах с практически неизвестными немецкой публике диджея ми — такими, как Джош Уинк (Josh Wink), Карл Кокс, Хуан Аткинс (Juan Atkins), Ричи Хотин (Richie Hawtin), Speedy J.