- Уже не езжу.
- Чего?
- Уволился.
- Когда?
- Сегодня.
Тимофей переваривает полученную информацию. Его лицо озаряется внутренним светом.
- Да это же знак тебе! Ты что, не понял?
- Что знак, понял. Только я интерпретирую его по-другому.
- А! - он машет на меня рукой, как на душу, окончательно пропащую. - Ты опять об этих глупостях. Завязывай. В дурку они тебя приведут — помяни моё слово.
Тима — единственный, кому я однажды признался в появившихся у меня сомнениях насчёт мирового материального устройства и своих новых способностях. Уже тысячу раз пожалел. Для него не существует ничего, что нельзя конвертировать в монеты. Если б хотя бы карточные фокусы или предсказания судьбы — то другое дело. Вмиг бы озолотились. Но вместо этого — какой-то странный город, наводнённый психами. Я не борюсь с его жизненным кредо, следуя золотому правилу: заблуждаться следует тихо, чтобы не мешать остальным.
- Тёлку вчера снял — пальчики оближешь, - сменил неожиданно тему он. - У тебя там, кстати, как? Даёт?
- Всё нормально, - вру, сотворив на лице гадкую ухмылку.
- Женись на ней. Она баба хорошая. Я тебе авторитетно заявляю. Давай за нас, а?
Судя по скачущей повестке дня, наша встреча приближается к развязке. Если у него, конечно, не возникнет идей. Так и есть.
- Я знаю тут один приличный бордель.
Но и на этом откровении наши посиделки не заканчиваются, как ни странно. После «про баб-с» мы неожиданно скатываемся в «глобальное». Возражаю ему вяло и больше для себя — он вряд ли вообще завтра вспомнит.
- Жулики кругом! - гремит Тимоха. - Проходимцы!
Насмешливо фыркаю.
- Ты что, не согласен?
- Согласен. Только не понимаю, почему тебя это удивляет и напрягает. Так устроена эта углеводородная цивилизация. Ты и сам не прочь присоединиться к ним.
- Всё могло быть совершенно по-другому.
- Что же не стало?
Тима грозит мне пальцем.
- Мизантропище ты старый! Найдём тебе должность начальника крематория.
- Кочегара, - возражаю. - На руководящие посты не гожусь.
Но он совершенно напрасно приписывает мне эти неблаговидные качества. Не далее как вчера, например, я пришёл к странному для себя заключению: в человеке есть одна черта, которая меня реально восхищает и завораживает — это его дерзость. Ради даже простого куража он способен пойти против своей природы и отказаться от уготованного ему блага.
Делюсь своим открытием с Тимохой — мы же собутыльники всё-таки. Он, конечно, начинает спорить. Сыплет чуть ли не Гегелем. Говорит про полёты к звёздам, про 5-ый «айфон».
- Да брось ты, - хлопаю его ласково по плечу. - Ничего гениальней колеса человеку всё равно уже не придумать. А полетим к другим галактикам, так, пожалуй, ещё и в стенку врежемся.
- Какую стенку? - недоумевает Тимофей.
- Кирпичную. Обклеенную фотообоями под звёздное небо.
- То есть ты, вот так запросто, в двадцать первом веке, серьёзно считаешь нашу Вселенную иллюзией?
- Не Вселенную, а твоё узколобое представление о ней.
Он продолжает упорствовать. Обзывается обидными словами и клеит на меня ярлычки.
- Ты плавал когда-нибудь в подсолнечном масле? - спрашиваю его.
- Чего?
- За победу раздают невест.
Передо мной — дорога, вымощенная красной галькой, уходящая за горизонт. Сзади — Элем, будто дышащий мне в спину. Пробую бежать, чего никогда не делал раньше. Ноги проваливаются сквозь твёрдое покрытие, неожиданно ставшее жидким. Я лечу в глубину образовавшегося под ногами колодца. Хочется закричать, но бесполезность этого действия останавливает меня.
Сегодня мне обязательно нужно увидеть Цветочницу. Я всегда встречаюсь с ней, кода чувствую, что не достаёт силы находиться здесь. Или накатывается меланхолия.
Она замечает меня издалека. Призывно машет руками. Подхожу к ней, беру её ладони в свои. Мы слегка соприкасаемся телами. Улыбаюсь, глядя ей в глаза. Она отвечает мне тем же.
- Ты свободна сегодня?
- Для тебя я всегда свободна.
- Есть кому присмотреть за твоим лотком?
- Конечно.
Мой последний вопрос из разряда риторических. Её многочисленные друзья, с которыми она не устает меня знакомить, и которых я тут же почему-то забываю, всегда на подхвате. Есть среди них и откровенные оборванцы, и деловые люди, и опереточные «мачо», и супермены голливудского типа. Будь у Алины такие знакомства, я бы, пожалуй, приревновал. Но здесь ревность кажется чем-то противоестественным.