«…и стал тогда мир замерзать. Земля дремала, скованная вековечным льдом, и люди ютились на ее южном краешке. И решили маги, что лишь совместно могут одолеть холод и сделать пригодной для жизни всю землю. То было золотое время. Каждый из магов вложил частичку своей силы, своей стихии в порядок будущего мироустройства, чтобы земля получала сполна и справедливо все необходимое. Возвели маги с четырех сторон Огненный Очаг, чтобы обогревал землю. Твердокаменный Плод, чтобы дать ей прочность и обещание нового рождения. Водяное Зерцало, чтобы напоить почву. И Неутомимый Ветровей, чтобы дать жизни простор и свет для роста…»
* * *Утром Брюс проспал.
Суетиться все равно было поздно — солнце выкатывалось на небо из-за зубчатой кромки дальнего леса, — так что Брюс обстоятельно накормил вываранов (всего лишь раз нервно обронив лом почти на ногу), прихватил одну из жар-птах и двинулся в уже привычном направлении.
Издали глянул на заметно скосившуюся, но огненно сияющую пожарную вышку. Лучи пока еще низкого солнца пробивали полупрозрачную кладку навылет. Известняк превратился в слюду.
Зато в лесу еще сохранилась свежая прохлада. Не выпитые жарой белесые клочья тумана затаились в подножиях деревьев, отчего чаща казалась недорисованной.
Увы, нанимательница поджидала Брюса именно там, где и сговорились. Для баронской дочки она, пожалуй, слишком пунктуальна.
— Я не привыкла ждать! — надменно заявила Элиалия издали.
— Всегда полезно упражнять редко используемые качества, — нравоучительно заметил Брюс. — Особенно терпение.
Она сделала вид, что не услышала. Ковыряла землю носком сапога, посмотрела искоса, лишь когда Брюс остановился в паре шагов:
— Ты без оружия? — Элиалия положила ладонь на рукоять огнестрела в притороченных к поясу ножнах. Деревянные накладки на прикладе были заметно потерты и лоснились. Оружием явно часто пользовались.
— А у вас в планах сражение?
— Мало ли…
Брюс оглядывал ее, не в силах удержать любопытство. Кто его знает, какими положено быть дочкам баронов, но стоящая на земляной куче девушка смахивала скорее на селянку. Среднего роста, румяная, крепко сбитая, в стоптанных сапогах, в простой добротной одежде и с незамысловато подобранной на затылке косой.
А она точно та, за кого себя выдает?
— Чего уставился? — нелюбезно осведомилась Элиалия.
— Вы действительно владеете огнестрелом?
— У матушки при дворе есть отличный мастер оружия, капитан Фарр. Хочешь испытать, чему я у него научилась?
Про баронского оружейника слыхали все. Говорят, в сражении ему разрубили челюсть, так что разговаривать он разучился, и с тех пор все, что он хочет сказать, выпевают его клинки. В самой доступной форме. Сказки, конечно, но…
Стал бы он обучать девчонку?
— Не думаю, что возле Руин найдутся желающие испытать ваше умение.
— Мертвяки не любят железо и огонь. Их только так и можно успокоить.
Хм-м… А вот это Брюс как-то упустил из виду. Где была вчера эта юная воительница со своим огнестрелом?
— Так тебе дать что-нибудь? — вдруг заботливо предложила нанимательница. — У меня еще кинжал есть.
Брюс в отчаянии глянул на солнце, в надежде быть испепеленным сей же миг. Все меньше мучений.
— Идем! — скомандовала она и решительно двинулась к бахроме жидких осин, отделяющих пустырь от лужайки. На плечах у путешественницы обнаружился потрепанный кожаный рюкзачок.
Брюс обогнал ее и невежливо заступил дорогу.
— Вы меня зачем наняли?
Она отшатнулась и возмущенно округлила глаза. Не совсем серые, как показалось вчера. Скорее дымчато-голубые.
— Чтобы… чтобы вынюхивать ловушки!
— А я уж подумал, что вы сами желаете опробовать их все на собственной шкуре.
— Да как ты… — Девушка задохнулась от негодования. Пальцы, стиснутые на рукояти огнестрела, побелели, зато мелковеснушчатый нос покраснел от злости. — Мужлан!
Нет, все-таки она баронская дочка. В крестьянках не так много спеси.
— Я пойду впереди, — ровно сказал Брюс. — А вы идете за мной след в след. И делаете только то, что я разрешу… — Он твердо двинулся прочь от оторопевшей Элиалии, но почти сразу же спохватился и обернулся, смазав весь пафос воспитательной речи. — Да, вот еще что… Пока мы здесь, прошу позволения называть вас как-нибудь попроще. Иначе может так случиться, что пока я буду выговаривать «ваша светлость» или «Элиалия», обращаться мне станет не к кому.
Она поколебалась, заложила прядку за ухо, затем сухо разрешила:
— Можешь звать меня Элия. Элиалия мне никогда не нравилась.