- Поддерживаю репутацию «желторотого юнца», боюсь разочаровать Тсучикагэ-доно, – уголки тонких губ дрогнули в едва заметной улыбке, бледная рука быстро скользила по бумаге, выводя неразборчивые иероглифы.
- Упрямый, – хмыкнул Джирайя, одобрительно кивнув.
- Могу ли я просить еще об одной услуге? – проговорил Гаара, на мгновение оторвавшись от письма. – Нам очень помогла бы информация о Хошигаки Кисамэ.
- Я постараюсь, Кадзекагэ-сама, – ответила Харука.
Взгляд единственного видимого глаза Хатаке Какаши неотрывно изучал Харуку, которая пристроилась на крыше, положив локти на колени, теребя тонкими пальцами губную гармошку. Их импровизированное собрание закончилось час назад, однако Копирующий так и не нашел в себе сил заснуть, пока не скажет пару слов одной строптивой девице, так кстати сидевшей сейчас в нескольких шагах от него. Взгляд серых глаз беспорядочно блуждал по бескрайним песчаным барханам за крепостной стеной, а мысли, казалось, были далеко, быть может, в прошлом, так неосторожно потревоженном сегодня ночью. Теперь в его голове все наконец-то встало на свои места: странное поведение, постоянные недомолвки, подколки, и полное отсутствие реакции на Технику соблазнения Наруто. Он упорно рассматривал ее аккуратные черты, пытаясь хоть как-то оспорить обвинительный приговор, подписанный им же самим своей наблюдательности, своему аналитическому мышлению и своему мужскому чутью.
Тонкие брови, почти все время сведенные на переносице, большие серые глаза, острый подбородок, всегда горделиво приподнятый, угловатые плечи, теперь не скрытые джонинским жилетом, узкие запястья, и девичья фигура, едва заметная под свободной белой рубашкой. Пластичная и гибкая, как ее смертоносный меч, строгая и холодная, как ее ледяные зеркала, нежная и твердая одновременно, загадочная и таинственная, как туманное утро в Киригакурэ.
Игла. Название ее меча невообразимо точно описывало всю ее сущность. Тонкая и острая, колкая, ядовитая, убивающая мгновенно, будучи вонзенной в правильную точку. Но такая хрупкая и беззащитная, что ему, может быть, впервые в жизни до дрожи в коленках захотелось прижать к себе, защитить, быть опорой и каменной стеной. Убедить, что больше ей не нужно изображать мужчину, что больше нет необходимости быть сильной и брать всю ответственность на себя, что теперь о ней есть кому позаботиться.
Сейчас, когда он знал о ее прошлом достаточно, чтобы делать выводы, Какаши почти наяву видел, как она стала «иглой», как в ту ночь вдребезги разлетались от ударов ее кулака ледяные зеркала, как разбивалось в них ее отражение, как падали в сотни мелких осколков сгоряча отрезанные кунаем золотые кудри – ненавистные символы ее женственности и слабости, как мягкая и добрая улыбка была спрятана под кривой ухмылкой тонких губ. Чувствовал, как она ломала себя, истязала физическими упражнениями и тренировками, заставляя терпеть боль, чтобы стать сильнее и никогда больше не смотреть беспомощно на то, как гибнут дорогие люди. Слышал, как почти беззвучный крик отчаяния сменился на тихое, полное злобы на себя шипение: «Девчонки не плачут!».
Одно неосторожное движение, уловимый лишь ее чутким слухом шорох песка под его ногой – и она обернулась, вонзив в него пристальный взгляд прозрачных глаз. Они были абсолютно сухими, но где-то в самой глубине зрачков читалась едва уловимая печаль, мгновенно сменившаяся безразличием и обычным ехидством.
- Жалеть меня пришли, Какаши-сан? – острый подбородок слегка приподнялся, губы расплылись в легкой усмешке, глаза прищурились: «игла» приняла боевую стойку. – Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, тем более, в Вашей. Успокаивать меня тоже не надо. Девчонки не плачут.
- Могу присесть? – не обратив внимания на колкие замечания, Копирующий подошел ближе и взглядом указал на место справа от нее.
Она не ответила, однако слегка подвинулась, позволяя ему сесть рядом, но все же избегая физического контакта. Они сидели молча около минуты, ловя взглядом первые солнечные лучи, озарявшие бескрайнюю пустыню.
- Зачем все это? – произнес, наконец, Какаши, обернувшись к ней и стремясь поймать взгляд серых глаз. – Зачем ты так?
- Я на приеме у психотерапевта? – ответила Харука, скептически изогнув бровь.
- Не хочешь – можешь не отвечать. Я просто хотел сказать, что ты та, кто ты есть. Нет необходимости прятаться.
Хатаке нахмурился: ему хотелось донести так много, но слова подло улетучивались из головы, поэтому речь получалась коверканой и совершенно, как ему казалось, не отражала глубины его мысли.
- Знаете, немного странно слышать подобный упрек от человека, который почти всю свою жизнь носит маску, пряча лицо, Какаши-сан. Даже не знаю, что хуже: стесняться своего пола или стесняться собственного отца, который, на мой субъективный взгляд, был великим человеком и уж точно не хотел бы, чтобы его сын вел себя подобным образом.
Даже не повышая холодного тона, она умудрилась вонзить свое острие в самое больное и беззащитное место. Да, ему было нечем крыть, ведь он сам в свое время убежал от пугающего, отвратительного прошлого, сняв в доме все зеркала и навсегда надев маску. Он не желал больше видеть своего ненавистного лица, так напоминавшего ему и всем окружающим отца, затолкав поглубже, в дальние уголки сознания свои чувства к нему. Он пытался забыть мучительное чувство вины, съедавшее изнутри, чувство, что он не смог поддержать в нужную минуту, не смог встать с ним рядом и противостоять обвинениям и проклятиям, сыпавшимся отовсюду, не смог даже заставить себя прочитать его последнее письмо, оставленное на его кровати и лежащее теперь в тумбочке, потрепанное временем, так и не открытое.
Он так долго бежал от своих мыслей, а теперь одна ее фраза зародила внутри серый комок страха и осознание неизбежности того, от чего он пытался скрыться двадцать с лишним лет. Он еще не осознавал, но уже чувствовал, что теперь он не сможет успокоиться, зная, что она оказалась сильнее, сумела преодолеть себя, да еще и так изощренно, тонко и едко указала ему на его слабость. Он чувствовал, что, вернувшись в Коноху, он против своей воли развернет пожелтевший конверт и с отвращением, морщась, снова посмотрит в зеркало.
- Ты в курсе, что только что придумала еще одну проблему на мою и без того больную голову? – неловко улыбнулся Какаши, почесав затылок.
- Про больную это точно, – ухмыльнулась она в ответ, еще сильнее прищурив глаза. – А проблема была еще до моего появления, я лишь помогла Вам ее осознать.
- Наконец-то сказала о себе в женском роде? Это прогресс, – хмыкнул Копирующий.
- Я никогда не говорила о себе и в мужском, – парировала она. – Вы сами все себе придумали, Какаши-сан.
- Ты не опровергала, когда я обращался к тебе, как к мужчине, – прищурил глаз Какаши.
- Наблюдать за Вами было… – Харука замялась, подбирая слова, картинно приложив при этом указательный палец к губам, заставив его краснеть, – забавненько.
- Забавненько? – улыбнулся под маской Хатаке, узнавая в ее голосе свои интонации. – Вот уж никогда не думал, что кому-то могу показаться забавным.
- Зря. Гай-сан был в восторге, – картинно восхитилась она, и, слегка оперевшись рукой о его плечо, поднялась на ноги, стряхивая с одежды навязчивые песчинки. – Что ж, нам пора собираться в путь, чтобы успеть на корабль до Кири. Прощайте, Какаши-сан.
- Еще увидимся, – полувопросительно произнес он, пожимая протянутую руку.
- Это вряд ли, – Харука слегка улыбнулась, опустив голову. – Только если попросите снова поискать на Вашу больную голову проблем.
- Только если наденешь женское платье, – крикнул он ей вслед, скользя взглядом вверх по стройным ногам, борясь со жгучим желанием открыть Шаринган.
- Только если снимете маску, – она обернулась, подмигнув ему и как всегда махнув на прощанье рукой.
- Вот ведь язва, – пробормотал себе под нос Копирующий, осознавая всю безысходность своего положения.
====== Глава 27. Прощание с Суной ======
После завершившегося ночного совещания в кабинете Кадзекагэ Нара Шикамару вызвался эскортировать дремавшего Наруто в его комнату, которая после отбытия Сая была полностью в распоряжении блондина.