Но все это было лишь на пару ударов сердец, пока Вордарог копил мощь на свой триумфальный удар. Мы не успели, Яйцо вылупилось, он многое рассчитал, возможно, практически все, но Чуткость всегда проявлялась в самый нежданный момент. Я крепко-крепко сжал в объятии возлюбленную, надеясь на будущее заглянул в ее мир, схватился за меч… Она должна была меня отпустить, и это произошло.
– Лети! – сказала она мне в след.
Скорлупа обсыпалась. Только что сформировавшийся молодой лейдрак поднял голову. Крылья его обрисовали круг. Утопия содрогнулась от неистового рева, разметавшего приоров и геллов вокруг. Громадная фигура затмила собой потолок. В глотке зверя стал наливаться всепоглощающий бессмертный огонь, предназначенный зеленому миру вердикт.
Мир рушился, Вордарог собирал вокруг себя бурю, падающие с потолка Утопии осколки казались метеоритами, что топотом Армагеддона обрушивались на весь белый свет. Все вокруг наливалось такой мощью, такой ужасающей злобой, что не только строение, но и сама земля могла не выдержать и провалиться в глубь. Я летел, летел на встречу судьбе. Сила в немыслимой череде противоборств Аврориона и Венкликса текла сквозь меня. Лейглавирн обжигал руку, но я не чувствовал боль. Сердце мое колотилось, но слышал я лишь всепоглощающее ужасающее биение Его.
— МНЕ НАДО БЫЛО УНИЧТОЖИТЬ ЯЙЦО. А ВОТ ПРО ТЕБЯ МНЕ НИКТО НИЧЕГО НЕ ГОВОРИЛ, УРОД! —
Громадный глаз пред самым залпом, казалось, посмотрел в мою сторону, в нем я увидел удивления и обреченности блик. Чаша жизни Вордарога качнулась на весах вечности. Альфа и Бета соединились в один элемент, и Лейглавирн чудовищным когтем вонзился в сердце врага по рукоять.
Эпилог
Эпилог
Паутина, ветер колышет невидимое полотно, нити натягиваются и расслабляются, застывшие капельки перетекают в один комок, срываются вниз и отправляются в недолгий полет. Глаза видят, мимо пролетают росчерки звезд. Вселенная вращается, кокон материи вьется вокруг иглы, все звенья переплетены и в конечном счете соприкасаются в миллионах световых лет и миль. Кто-то рождается, а кто-то умирает, одни светила гаснут, другие – возгораются еще ярче, всеобщие законы рушат и воссоздают вновь, после пепла пробивается новый росток.
Всегда что-то над чем-то стоит, одно событие предшествует другому, искра порождает пламя, за поворотом следует поворот. Что-то над чем-то властвует, а что-то подчиняется. В определенный момент меняется “цена”. Существует закономерность, а также случайность, грозит предательство и обман. Порой даже один единственный камешек на дороге может изменить итог, как один удар способен развязать войну. Трудно проследить вереницу, в конечном счете приведшую к тому или иному действу. Но если все же удастся, тогда и останется шанс набрести на исток.
Циклопический разрыв, кармические деяния, десять ударов сердца… Небосвод сиял, реальность блекла в холодных лучах далеких зарниц. Застывшие облака туманностей бережно обволакивали собой млечный путь. Разум, стремившийся к осознанию, брел сквозь квинтэссенцию света и тени и долготу пространства до звезд. Ночь перемежалась с сознанием и вечной завесой тайн, скрытых за подмигиванием небесных тел. Вокруг, словно стаи насекомых, кружили пылинки, они казались отражениями мыслей, такими же дальними и уходящими в минувшие времена. Тишина находила себя всеобъемлющей. Запах застыл на одной нескончаемой ноте. И не было птиц, кроме той, которой на данный момент мог привидится он.
Чутким он был, и велению сердца следовал. Его дорога вела его вспять, в неизвестность, к неизведанному и тайному, от нее он никак не мог отказаться. В те места, где трудно ориентироваться даже по звездам и где нет почвы для ног, где каждая пролитая слеза обращается льдом и пустота вместо вод. Тем не менее, он все равно двигался, двигался, потому что не в силах был остановиться, и летел, потому что не мог парить. Он что-то искал, в бездне веков можно было забыть, что, но он не забыл... Это казалось ему несоизмеримо важным, абсолютно необходимым, таким, что он брел, стойко цепляясь только за эту мысль.